Этот законченный эгоист способен воскресить и себя, и других. С помощью упорствующей памяти он сражается против собственной смерти и порой -- такое чаще бывает у великих печальников, у saudadosos -- достигает отчасти цели, лишь в том, что ему особенно близко.
Перечитывая поэтические антологии, я уже привычно отмечаю все эти уловки и маневры яростной битвы моих собратьев против распада, против полного растворения в небытии, как своего собственного, так и всеобщего. Я встречаю на страницах женщин в расцвете жизни -- теперь это жалкие старушенции, -- они там говорят, ходят... Я вдыхаю смолистый запах давно сведенных лесов и даже примечаю каких-то зверьков, что всего лишь на миг явились поэту. Все эти антологии -- воистину Долины Иосафата, которые украшены пейзажами, растениями, живыми существами. Поэты, похоже, изо всех сил пытаются спасти реку Творения, сохранить ее согласно замыслу Бога -полноводной и неизбывной.
Вспомните, друзья, о длинной веренице героев у Гомера, который, будучи слепым, удерживал, хранил в глубине своих голубоватых глаз все Увиденное и Услышанное, в те часы, когда вглядывался в себя самого, и, стало быть, в бедный род человеческий. Желая отомстить за свою полусмерть -- за слепоту, он раскалял до немыслимого жара окаменевших героев и воспевал, воспевал их, чтобы Воскрешение это длили и те, кто потом станет декламировать его строки.
А если обратиться к не столь отдаленным временем и перечесть все, что написал счастливчик Теннисон о лихих дамочках, которые его услаждали? Легко и радостно переходя от одной к другой, он, смакуя все в памяти, влюбленно говорит о них. Он вновь живет только ими, с ними, не дозволяя ломать их прекрасные образы, точно ветви цветущей сирени, в том неверном зыбком воздухе, который мы зовем -- Время.
Порой образы западают в нас в таком сумбуре, в такой толчее, как бывает в самой жизни. В другой раз они вдруг собираются по видам, по сходству, а то и выстраиваются в четком порядке, точно примерные школьницы или семейства каких-то растений. Что до женщин у нашего английского поэта, иногда они идут в хронологическом порядке, а чаще прихотливо, по примеру некоторых созвездий, ну скажем, Кассиопеи.
На самом деле, я собралась прочесть вам стихотворение, в котором нет ничего сверхъестественного ни по форме, ни по тону. Оно, вообще-то, о моей жизни, которая здесь выражена в четырех движениях, жестах, а по сути, в одном-единственном, какое мы делаем, когда пьем воду.
