Я наполняю тебя по утрам неспешно, благоговейно. Вода, падая, сначала поет, а когда все затихает и лишь слегка подрагивают твои губы, я целую воду в благодарность за ее услужение.
Ты прелестный и прочный, мой смуглый кувшин. Ты похож на грудь одной крестьянки, которая меня вскормила, когда я совсем опустошила грудь моей уставшей матери. Она, моя дорогая кормилица, -- умерла, но, быть может, от ее груди передалась тебе эта мягкая выпуклость, чтобы ты мог вот так же увлажнить мои пересохшие губы. Ведь она меня очень любила...
Посмотри на мои спекшиеся губы! Это губы, которые жаждут. Они жаждут единения с Богом, жаждут красоты. Жаждут любви. Разве это сравнить с той жаждой, какую ты утоляешь так легко и послушно?
Те три жажды по-прежнему выбеливают мои губы.
По ночам я оставляю тебя под открытым небом: пусть в твое горлышко стекают капли росы. Мало ли, вдруг и ты испытываешь жажду. И как знать? Может и ты, подобно мне, лишь для сторонних глаз наполнен до краев, а на самом деле давно пуст.
Я пью прямо из твоих уст, любовно придерживая тебя рукой. Если ты тайно мечтаешь, чтобы кто-то тебя обнял, возьми и представь, что ты -- в моих объятиях.
Чувствуешь, сколько в этих словах любви?
Летом я кладу под твое донышко золотистый песок, чтобы жара не оставила на тебе своих грубых отметин. Помнишь, как я однажды с волнением покрывала свежей глиной трещину на твоем боку?
Многое в своей жизни я делала неловко, неумело, но всегда мне мечталось быть ласковой хозяйкой, которая берете нежным трепетом вещи и спрашивает : может и вы так же все чувствуете, так же страдаете, как я?
Завтра я пойду на зеленый луг и непременно нарву для тебя самые добрые травы и положу их в твою воду. Ты почувствуешь красоту лугов в запахе моих рук.
Кувшин из греды. Ты для меня добрее, чем многие, кто говорил о своей доброте.
Пусть у всех бедняков будет такой же кувшин с прохладной водой, которая нужна их горестным пересохшим губам.
Перевод Э.Брагинской
Китайский рисовальщик
Старый китаец рисует, будто играя: немного воды, несколько камышей и гора. Все это уже рисовали до него и будут рисовать всегда. А материал, на котором он работает, не стоит и доброго слова -- что-то похожее на оберточную бумагу. И китаец этот продаст, как теперь говорят, лишь "голый труд", лишь свою чарующую фантазию. Словом, то, что предстанет глазам людей на этом дешевом листе бумаги. И какой-нибудь мальчишка будет кричать тонким рвущимся голоском, предлагая купить вовсе не шелковистые шторы из соломки, а эти тесно стоящие камыши, нарисованные Янь Сю. Да что говорить! Китаец и в воздухе мог бы сделать свой рисунок: так мало значит на его земле то, что у нас принято считать основой, опорой, пьедесталом.
