Сомневаюсь, что суровость и нерадивость кастильца испортили бы землю, будь она дана ему во владение. Удовольствие, которое получает от возделанной земли любой француз, наполовину вызвано обладанием ею. Он слишком долго ждал эту землю и потому так любовно ее возделывает. Те треугольники и ромбы превосходной зелени, что именуются равнинами Роны, Луары и Нормандии, говорят о честном и справедливом разделе французских угодий. Ведь там крестьянин, достигший гражданской зрелости намного раньше нашего, умел требовать и убеждать, а кастильский крестьянин требовал вяло или до сего дня не требовал вовсе.
Моим последним впечатлением перед отплытием из Ла Коруньи во время прошлой поездки в Испанию оказался митинг крестьян, собравшихся вокруг священника и аграрного лидера дона Басилио Альвареса. Он произнес заключительное слово, которое я выслушала целиком, удивленная и обрадованная тем, что человек в сутане занимается подобным делом.
Живущая во мне память о нашей Испании, скорее светлая, чем замутненная страстями, хранит этот образ священника, чья рука творит евхаристию, а свободный голос возвышается в защиту галисийского хлеба.
Будь у Кастилии хотя бы два десятка таких священников, через несколько лет мы обнаружили бы, что унылое однообразие ее пейзажа нарушено множеством межевых знаков.
Уже представляю усмешку человека, равнодушного к земледельчеству, или втайне не желающего перемен, и вопрос, как же это я сделалась такой практичной и забыла, что, подобно тому, как иные дикие земли выделяют кристаллы, именно эта бесплодная Кастилия, с которой я так жестока, породила мистиков, тех самых, кем я восхищаюсь как духовной аристократией Испании да и всей Европы. Нет, я помню известную формулу: чем пустынней пейзаж, тем сосредоточенней душа на избранном предмете; чем сильнее сушь, тем возвышенней тот жар, что диктует "Обители" или "Песнь Духа"...
Мистики, эта неслыханная роскошь рода человеческого, которую позволила себе нищая Кастилия, ушли или, по крайней мере, уходят, и теперь настало время нарушить это феодальное единство пейзажа, разбив его пограничными полосами кипарисов, можжевельника или кактуса на множество земельных участков.
Диктатура осознала вред изжившего себя исторического наследия и с решимостью начинает аграрную реформу. Это дело не пяти и не десяти минут. Долгому заблуждению долгое исправление. Испанский грех латифундизма шел настолько вровень с южноамериканским, что едва в Испании произнесли mea culpa, как тотчас же в Чили это было повторено с такой же искренностью.
