Как Гимар и обещал, он ждал их возле ограды дворца. Переодетый курьером, он поил лошадь из одного из фонтанов. Его ввели в курс дела, и он, как и Талейран, решил, что медлить нельзя:
— Если господин Талейран будет так любезен и отвезет вас в гостиницу «Курляндия», вы оплатите счет и соберете багаж. Я, со своей стороны, найму почтовую карету и заеду за вами в половине пятого. Будьте готовы!
— Разве вы не должны прийти с отчетом к господину Фуше? — спросил Тремэн.
— Я отправлю ему записку, в которой будет сказано, что я вас искал весь день и нашел лишь в тот момент, когда ваша почтовая карета отъезжала от гостиницы. Я сообщу ему также, что я последовал за вами. Так как он узнает о вмешательстве Первого консула только ночью, и ему останется только похвалить мое рвение. А я прослежу за тем, чтобы с вами ничего не случилось во время путешествия. Я буду вашим кучером.
Молодой человек выглядел таким счастливым, что Гийом с трудом сдержал улыбку. Нетрудно было догадаться, ради кого Гимар так старался. Именно перспектива провести несколько ближайших дней в обществе Элизабет приводила его в такое хорошее настроение.
Талейран тоже был доволен. С помощью полуправды и уловок, на которые он был мастер, ему удалось спасти положение своего старого друга Кроуфорда, «вынужденного в большей степени под угрозой оружия целой шайки заговорщиков, чем под влиянием своей посмертной любви, открыть двери своего дома для сына Марии-Антуанетты». Шотландца и его семью никто не побеспокоит.
— И с чего это Меневаль решил, что у Первого консула плохое настроение? — пробурчал министр, постукивая пальцем по брови. — Мне он показался очаровательным, э?
* * *
Тюремные часы пробили шесть раз, когда почтовая карета въехала во двор Тампля и остановилась у подножия маленькой башни, примыкавшей к более крупной. Вечером воздух был довольно теплым, но Гийом почувствовал, что дрожит. Он никогда не приближался к главной башне Тампля. Поднимающаяся над ним громада из почерневших от времени камней с узкими окнами, защищенными толстыми ржавыми решетками, и увенчанная уходящими в небо каменными караулками, выглядела пугающе. Особенно когда Тремэн думал о том, что его дитя оказалось в плену этой средневековой ловушки, где закончили свою жизнь столько людей. Она провела там менее суток, но и этого было достаточно. Гийом почувствовал, что ему не терпится вырвать Элизабет отсюда, увезти как можно дальше. Но его мучили опасения: а если у Фуше есть способ заставить Бонапарта передумать? Действительно ли бывший министр не знал о том, что происходило в течение этого сумасшедшего дня? Один раз он уже «продублировал» Гимара. А что, если за их визитом в Первому консулу тоже следили?
