— Друг мой, вспомните, что ему всего лишь восемнадцать лет. В этом возрасте живут только сердцем. Я полагаю, вы искали свою дочь?
— Разумеется. Я обыскал пляж, где они встретились, проехал по берегу, спрашивал рыбаков и крестьян. Лишь один из них сумел заметить одномачтовую яхту, которая подплывала к песчаному берегу, куда последние несколько дней Элизабет отправлялась на прогулку. Но он видел только черный корпус и белый парус. А потом яхта отчалила. Судя по всему, она направилась в Шербур. Я расспрашивал людей и в городе, и в порту. Безрезультатно! Море не хранит следы кораблей... И тогда я подумал, что вы, возможно, по-прежнему с ним. И решил выяснить, не дошли ли новости о вас в эти места...
— Но неужели вы могли подумать, что, если бы я был с ним, я бы позволил ему увезти Элизабет? Я испытываю нежность к вашим детям, Гийом. Нежность деда, каковым я мог бы быть... Даю вам слово: когда я вернулся в Монтрувр, прошло уже больше года после того, как я расстался с ним на Мальте.
— На Мальте?
Гийома прервал особенно сильный раскат грома, вслед за которым зигзагом сверкнула ослепительная молния, на мгновение озарившая пруд. Судя по всему, гроза так и ходила вокруг маяка в Экуве. В этот момент снова появилась Феодосия. Она принесла зажженный факел. В огромной гостиной стало совсем темно, а мужчины этого даже не заметили...
Женщина произнесла несколько слов на незнакомом Тремэну языке, и бальи в первый раз чуть улыбнулся.
— Феодосия говорит, что, по мнению Мореля, плохая погода задержится. И она заговорила на греческом, только чтобы спросить меня, собираюсь ли я приютить вас на эту ночь. Это само собой разумеется, если только вы не побоитесь такого почти нищенского гостеприимства. Но я бы вам советовал остаться. Это было бы хорошо для вашего коня. Если я верно понял, то Сахиб по- прежнему ненавидит грозу?
— Вы узнали его и помните его имя? — удивился неожиданно взволновавшийся Тремэн.
— Я ничего не забыл из того, что касается «Тринадцати ветров», как не забыл и тех теплых часов, которые я там провел. Будьте уверены, Тремэн, если я могу что-то сделать для того, чтобы Элизабет вернулась к вам, я сделаю это без колебаний. А теперь Феодосия покажет вам вашу комнату. Мы увидимся через час за ужином...
У Гийома создалось впечатление, что хозяин дома захотел на какое-то время остаться один. Тремэн прошел следом за женщиной в черном до старой каменной лестницы. Потом короткая галерея, на стенах которой сохранились следы мебели и картин, привела его в угловую комнату. Феодосия открыла дверь с царственным видом, как будто речь шла о почетных покоях дворца. Она подняла подсвечник, которым освещала им путь, и круг света упал на старинный паркет, выложенный сложным узором. Ему постарались придать некоторый блеск, но спрятать досадные прорехи не удалось.
