— Я предполагал что-то в этом роде, но решил, что лучше спросить! Вы делаете этот дом намного лучше... И не я один так думаю.
— Что вы хотите этим сказать?
— О, ничего такого! Мы об этом говорили в прошлое воскресенье после мессы, я, Луи Кантен и Жан Калас, когда все втроем ели блины в трактире. Больше никого не было, поэтому мы поговорили начистоту...
— И что же? — спросил заинтригованный Гийом.
— А вот что! Мы ваши друзья, и вы давно об этом знаете. Последнее время все только и делали, что болтали о вашей племяннице-англичанке, которая у вас живет... И еще об Элизабет. Говорят, что ваша дочка уехала из-за прекрасной дамы, которую она видеть не могла.
— Это правда! — признал Гийом, который почти не сомневался, что обо всех событиях в доме «Тринадцать ветров» станет известно в округе, несмотря на все предосторожности. — Вам всем известно, что Элизабет — девушка с характером. Она не хотела жить под одной крышей с мисс Тримейн, а так как из-за войны мою племянницу трудно отправить обратно в Англию, я был вынужден позволить дочери дожидаться перемен к лучшему в монастыре.
Широкая, чуть торжествующая улыбка озарила лошадиную физиономию старшего плотника.
— А так как вам совсем не по душе, что она далеко от вас, поэтому вы отдали ей дом каторжника и теперь отделываете его для нее. Мадемуазель Элизабет сможет в любой момент поселиться здесь с людьми из «Тринадцати ветров» или... с мадемуазель Анн-Мари! Так ведь?
Тремэн торопливо ухватился за соломинку, протянутую ему с потрясающей наивностью.
— Именно так! Но пусть это останется между нами!
— Договорились, месье Гийом. Вы правильно сделали, что доверились мне! Мы втроем сможем заткнуть рты кумушкам, если представится такой случай! Что до меня, то я вам так отделаю этот дом, что он станет красивее любого поместья. Дом каторжника будет достоин герцогини Нормандской!
Последние слова поразили Гийома, и он, взволнованный, поторопился уехать. Местные жители всегда будут удивлять его чувством собственного достоинства, соблюдением приличий, естественной щедростью и этой странной способностью употреблять изумительные сравнения, не подозревая о том, что они могут оказаться правдой. Герцогиня Нормандская! Брак дал Элизабет право на этот престижный титул! Самому Гийому это даже в голову не пришло, а ведь это было правдой. В его памяти эхом отозвались слова принца, как будто принесенные усилившимся после недолгого затишья ветром, которые он произнес во время их встречи в парке особняка Матиньона:
