* *
*
Война, в которую так опрометчиво и необдуманно окунулся Генка, больше походила на жестокую кровавую игру, чем на серьезные боевые действия. И, что самое чудовищное, в этой зловещей игре не было никаких правил. Всю неделю, с момента начала Генкиной "добровольческой" карьеры, боевики Арутюняна занимались беззастенчивой охотой на людей: затаившихся в засаде "снайперов" и одиночных солдат противника. Это было очень опасное и трудоемкое занятие. Львиную долю времени Генке и его новым товарищам по оружию приходилось проводить в промерзших окопах и тщательно замаскированных блиндажах, выслеживая с помощью бинокля и "прибора ночного видения" зазевавшегося снайпера или опрометчиво высунувшегося из окопа азербайджанского солдата. В этом чудовищном по своей бесчеловечности "сафари" Генке чертовски везло. Он стрелял гораздо реже армян, но каждый его выстрел, как правило, стоил жизни кому-то из солдат противника. Очень скоро он уже был в большом почете среди армянских боевиков и своих новых командиров. Но сам Генка был не рад своей неожиданной военной удаче и завистливым и восторженным взглядам армян в свой адрес. С каждой новой поверженной им "целью" он все больше и больше чувствовал себя хладнокровным и циничным убийцей - чем-то вроде мыслящей "машины смерти". В те роковые секунды, что предшествовали его очередному выстрелу по новой выбранной "цели", перед его затуманенными отчаянием глазами вновь и вновь всплывал Афган: окровавленные тела его товарищей и предсмертный ужас в глазах Германа. Там, на чужой и далекой земле, все было проще - впереди враг, позади друг. А здесь...А здесь же все было грубо перемешано в бессмысленном кровавом водовороте. Там, в растре Генкиного прицела, среди азербайджанских солдат и боевиков тоже были русские и украинцы. И, быть может, тоже бывшие "афганцы". И вот теперь Генка был должен в них стрелять. Причем стрелять метко и на "совесть". В тех самых ребят, с которыми он плечом к плечу сражался в Афгане против алчных до крови и чуждых цивилизации "дикарей", с кем ел он похлебку из одного котла и за кого готов был, не сомневаясь ни секунды, отдать жизнь. А вот теперь он дико и необъяснимо стрелял в тех, без кого когда-то не мыслил своей жизни. А они стреляли в ответ. Что это - чья-то злая шутка или злобная усмешка Судьбы? Нет, увы, все было значительно проще и потому чудовищней - это была всего лишь война, уже вторая в Генкиной Судьбе. Среди новых Генкиных товарищей по оружию, к его немалому удивлению, вскоре появилось еще несколько славянских "наемников": одного из них звали Александр Королев, другого - Александр Дейнека. Королев был родом из небольшой молдавской деревушки под Бендерами, а Дейнека был уроженцем города Виницы. Первое время Генка упорно сторонился компании своих "земляков", чем вызвал немалое удивление и растерянность у армян. Он и до этого, правда, старался держаться особняком ото всех боевиков, за что даже получил прозвище "Волк". Но подобное его поведение в отношении своего "брата"-наемника казалось всем, и прежде всего Генкиным командирам, из ряда вон выходящим и не поддающимся никакому разумному объяснению. Генка прекрасно понимал всю остроту и непредсказуемость сложившейся ситуации, но ничего не хотел менять.
