Вопрос…
Вижу больше пелоток, чем толчок, блин. Без б. Пойдите и спросите Джекпота и Кенни, если хотите. Это Кенни Кирк назвал ее Вкладом. Сами спросите.
К.И. #42 06–97 ПЕОРИЯ ХАЙТС ИЛЛИНОЙС
Мягкое шлепанье. Легкий шепот. Тихие невольные кряхтенья. Особый вздох старика у писсуара, когда он готовится, ставит ноги, целится и испускает вечный вздох, которого, понятно, сам он не слышит.
Таково его окружение. Шесть дней в неделю он стоит там. По субботам двойная смена. Звонкое, как иглы и гвозди, ощущение мочи о воду. Невидимое шуршание газет на голых коленях. Ароматы.
Вопрос.
Лучший исторический отель штата. Роскошнейший холл, роскошнейший мужской туалет меж двух побережий, вне всяких сомнений. Мрамор доставлен из Италии. Двери кабинок из высушенной вишни. С 1969 он там. Светильники рококо и резные раковины. Шикарно и гулко. Гигантская шикарная гулкая комната для мужчин и дела, сущностных мужчин, мужчин, которые покупают и продают. Ароматы. Не спрашивайте об ароматах. Разница в некоторых мужских ароматах, схожесть во всех мужских ароматах. Все звуки усиливаются плиткой и флорентийским камнем. Стоны простатиков. Шорох раковин. Резкое отхаркивание от мокроты, взрывной и фарфоровый плевок. Звук дорогих туфлей по доломитовой плитке. Рык в паху. Отвратительные грохочущие разрывы газа и звук чего-то падающего в воду. Полураспыленного под перенесенным давлением. Твердое, жидкое, газообразное. Все ароматы. Аромат как окружение. Целый день. Девять часов в день. Стоит в белом, как мороженое. Все звуки преувеличены, слегка раскатисты. Мужчины входят, мужчины выходят. Восемь кабинок, шесть писсуаров, шестнадцать раковин. Посчитайте. О чем они думали?
Вопрос…
Вот где он стоял. В центре акустики. Где раньше была стойка чистильщика обуви. В специальном месте между концом раковин и началом кабинок. Место, созданное именно для него. Око бури. Сразу после длинного зеркала над раковинами — раковин из флорентийского мрамора, шестнадцать резных чаш, листья золотой фольги вокруг светильников, зеркало из датского стекла. Где истинные мужчины выковыривают вещество из уголков глаз и выжимают поры, сморкаются в раковины и выходят не смыв. Он стоит целый день с полотенцами и небольшими футлярами индивидуальных личных принадлежностей. В шепоте трех вентиляционных отверстий слабый след бальзама. Печальная песнь вентиляции неслышна, пока комната не опустеет. Он стоит там и когда пусто. Это его работа, его карьера. Всегда одет в белое, как массажист. Простая белая рубашка Hanes и белые штаны и теннисные туфли, которые приходилось выкидываться, если посадишь хоть пятнышко. Он забирает их чемоданы и пальто, сторожит, помнит, что чье, не спрашивая. При такой акустике говорит как можно меньше. Возникает у локтей мужчин, чтобы протянуть полотенце. Бесстрастие до исчезновения. Вот карьера моего отца.
