Пескишева удивляла суета и пустая трата времени, связанная с составлением расписания занятий. Ведь каждому было известно, что в сентябре занятий не будет - надо помогать колхозам. Поэтому расписание нужно составлять на октябрь. Но этого никогда не делали. Планировали занятия с первого сентября, ждали указаний, а когда они поступали, расписание переделывали. В общем, из года в год выполняли пустую и ненужную работу, которой можно было избежать.
Вот и сейчас поступила команда выделить одного преподавателя для поездки со студентами в колхоз. Хотя на кафедре велся учет очередности и нынче предстояло ехать Пылевской, в списке значилась фамилия Рябинина. Как-то получалось, что у других были причины для отказа от поездки, а у него таких причин не было. Пескишев наверняка знал, что Зою Даниловну в деревню направить не удастся ни за какие коврижки, и жалел, что у Сергея из научной работы выпадает целый месяц. Но тут уж, как говорится, делать нечего: других кандидатур на кафедре нет.
Когда Рябинин узнал о предстоящей поездке на сельхозработы, он лишь уточнил дату отъезда.
- Конечно, надо ехать. Без нашей помощи колхоз картофель не уберет до самого снега. Рабочей силы недостаточно, да и организованность там хромает на обе ноги, - сказал Сергей.
- Как это понять? - поинтересовался Федор Николаевич.
- Видите ли, колхоз небогатый. Почти вся молодежь уехала в город на стройки, на предприятия. А те, что остались, тоже не горят на работе. Солнце уж вон где, а на полях - ни души. Кто на своих сотках возится, кто в райцентр на рынок подался, кто после вчерашнего застолья отсыпается... Председатель нас ждет, как светлого праздника. Молодой хороший парень, мы с ним в прошлом году подружились. Бьется как рыба об лед, просто жалко, честное слово. Главная опора - старики да старухи, многое с ними не наработаешь...
Сергей махнул рукой и заверил Федора Николаевича, что кафедру не подведет: явится своевременно и работать будет добросовестно.
Вскоре после ухода Рябинина к Пескишеву обратился студент с просьбой принять у него экзамен. Правда, Федор Николаевич не сразу понял, что ему надо, так как студент сильно заикался, высовывая язык и притопывая ногой, словно помогал себе.
"Странно, - подумал Пескишев, - как можно такого заику брать в медицинский институт? Ведь он не только не сможет с больным поговорить, но и произведет на него самое удручающее впечатление".
Предложив студенту сесть, Федор Николаевич спросил его:
