некую странную обтекаемую схожесть в различных человеческих взаимоотношениях
{13}, некую безымянную, но неотвратимую «цену», которую приходится рано или поздно платить всем человеческим существам, если они хотят истинно «быть с»
{14} другим человеком, а не просто как-то использовать его (например, использовать его как публику, или как инструмент для собственных эгоистичных целей, или как какой-то тренажер моральной гимнастики, на котором можно продемонстрировать свой добродетельный характер (как можно наблюдать на примере людей, которые щедры к другим потому, что хотят казаться щедрыми, и потому даже втайне рады, когда окружающие нищают или попадают в беду, ведь это значит, что они могут немедля проявить щедрость и изобразить доброжелателя — все таких видели), или как нарциссически катектированную
[12] проекцию себя, и т. п.)
{15}, странную и безымянную, но, кажется, неизбежную «цену», которая иногда даже равна самой смерти, или как минимум означает, что вам нужно что-то отдать (либо вещь, либо человека, либо ценное долго сдерживаемое «чувство»
{16} какого-то определенного представления о себе и о вашей добродетели/достоинстве/личности), что-то, потеря чего в истинном и безотлагательном смысле похожа на смерть, и важность сказать, что в таких разных ситуациях и мизансценах и загадках может быть (как вы чувствуете) такая ошеломляющая и элементарная схожесть — вот именно, все эти на вид разные и формальные (признайте), даже ходульные и умалчивающие «Викторины» могут быть в итоге редуцированы до одного вопроса (каким бы он ни был) — кажется вам безотлагательной, истинно безотлагательной, почти что стоящим того, чтобы влезть на крышу и кричать всему миру
{17}.
То есть, повторимся, вы — к сожалению, писатель, — должны проколоть четвертую стену{18} и выйти на сцену обнаженным и сказать все это в лицо человеку, который вас не знает или в некоторых случаях даже так или иначе плевать на вас хотел, и который просто хотел вернуться домой, спокойно лечь после долгого дня и расслабиться одним из немногих оставшихся безопасных и безобидных способов, подходящих для расслабления{19}. И тут вы спрашиваете читателя в лицо, чувствует ли он эту непонятную безымянную обтекаемую безотлагательную межчеловеческую схожесть. То есть придется спросить, согласен он, что весь этот потрепанный грубо сколоченный эвристический полу-октет «работает» как органически единое художественное целое, или нет. Прямо во время чтения. И снова: обдумайте все тщательно. Не применяйте эту тактику, пока трезво не осознаете, чего она может стоить. Что он о вас подумает. Потому что если вы решитесь и сделаете это (т. е. спросите прямо в лицо), то «допросная» фишка больше не будет безобидным формальным художественным приемом. Она станет реальной. Вы потревожите его, примерно так же, как адвокат, который звонит по телефону и тревожит именно тогда, когда вы расслабляетесь за прекрасным ужином
