– Ответьте мне, Анна, – обратился он к ней, и голос его зазвенел от напряжения. – Ответьте мне: вы отвергаете меня столь решительно не потому ли, что…
Он сделал паузу.
– Потому, что я калека?
Теперь Ричард и в самом деле испытывал волнение. Его оливково-смуглая кожа приобрела пепельный оттенок. Этот вопрос действительно всегда оставался для него больным.
Анна повернулась так стремительно, что ее вуаль взвилась и опустилась на плечо.
– Клянусь Крестом – это не так! Ради всего святого, Ричард, зачем вы это говорите? Вам известно, что от той девчонки, что оскорбила вас в Киркхейме, не осталось и памяти. И я… Вы благородный и блистательный вельможа, сэр Ричард Глостер, и мне давно нет дела до ваших телесных недостатков. И пусть судит меня Господь, если я не в силах ответить на ваше чувство. Я все еще люблю своего мужа, Филипа Майсгрейва, и не могу даже вообразить, что моим супругом станет другой.
Ричард горько усмехнулся.
– Вы странная женщина, Анна. Хранить верность мертвому…
Анна вскинула голову.
– Я благодарна судьбе, что стала его женой и познала в этой жизни столько счастья, что воспоминаний о нем хватит мне до могилы. Я хочу одного: провести остаток дней, посвятив себя дочери Филипа и его владениям.
Ричард больше не скрывал иронии.
– Тогда мне трудно понять, зачем вы снова стали графиней, миледи.
Анна растерянно подняла глаза. Герцог рассмеялся.
– Увы, кузина, не сочтите меня невежей, если я скажу, что не могу поверить вам.
– Но, милорд Ричард, – возразила Анна, – вы прекрасно знаете, почему я вновь стала леди Уорвик. Вы сами в свое время приводили столько доводов в пользу этого, что не мне объяснять вам, почему я согласилась.
Теперь Ричард не улыбался.
– Анна, вы умны и рассудительны, и старое горе не должно лишать вас здравого смысла. Вы самое жизнелюбивое создание из всех, кого я знаю. Вы молоды, хороши собой, богаты. Будущее лежит у ваших ног. Невозможно жить одними воспоминаниями. Невозможно любить того, кого не видишь, того, кого нет больше на этой земле.
– Любви всегда недостает здравого смысла, ваша светлость. И разве вы не противоречите сами себе? Ведь совсем недавно вы утверждали, будто помнили обо мне все эти годы, хотя и считали умершей.
Ричарду нечего было возразить. Наконец он усмехнулся.
– Правду говорят, что тот, кто не убоится языка женщины, того не испугаешь ничем на свете. Утешением, пусть и слабым, мне послужит то, что теперь вы знаете о моей любви. Хотя, возможно, мне и не следовало бы говорить о ней.
