).
Король после того, в течение пятнадцати дней, дожидался в Люблине прибытия войска; но не только посполитое рушение – само регулярное войско и надворные команды панов сходились медленно.
Подати, положенные на уплату жалованья войску, платились неисправно; иные воеводства внесли только часть того, что приходилось на их долю, а другие ничего не внесли; таким образом, войско не было удовлетворено как следует, и это, по замечанию современников, было причиной нескорого сбора войска. Как ни побуждал король полковников и ротмистров поторопиться – они отговаривались неполучением жалованья, следуемого их отрядам. <…>
Посполитое рушение собиралось медленно. Эта медленность казалась тем непростительнее, что уже давно оповещено было всем быть наготове. Шляхтичи сходились на сеймики, толковали, сбирались, шли как будто в путешествие. Только ополчения воеводств русского (Червонной Руси), волынского и бельзского (часть Червонной Руси и Польши) приходили скорее в войско, потому что они на опыте изведали, что такое казаки; но и те не знали военных оборотов и при первом случае могли побежать»[255].
У Костомарова же мы находим и описание совета в коронном войске перед битвой под Пилявцами: «Правда, – сказал на такую речь Добеслав Цехлинский, каштелян чеховский, – нам следует советом, а не оружием, отклонить и сокрушить замыслы мятежников, дать им время одуматься, а висящий над головами их меч доведет их до отчаяния; потеряв надежду на прощение они станут упорнее.
Такому мнению последовали паны, изгнанные из украинских имений: они страшились потерять эти имения навсегда, если восстание усилится.
Не таких мыслей был воинственный Вишневецкий.
И я бы согласился с вами, – говорил он, – если бы у козацкой сволочи было столько же совести, сколько дара красноречия у тех, которые только что передо мной говорили. Но неужели мятежники удовольствуются нашими несчастиями и нашей кровью? Да это просто мечта, а не рассуждение! Уверяю вас, начатое дело может окончиться только погибелью одного из неприятелей. <…>
Сторону Вишневецкого поддерживали такие же рубаки, как и он, такие же ненавистники и гонители племени русского. <…>
Но Доминик (Заславский. – Б. Д.), личный соперник Вишневецкого, не только принял сторону умеренных, но даже показал особенное сострадание к казакам.
Победа в руках наших, – говорил он, – это так; но какая польза от победы? Если мы истребим Козаков, то никто столько не потерпит, как я. Большая часть мятежников состоит из моих холопов; для чего я буду губить своих собственных подданных, когда могу уладить спор с ними мирными средствами? Никогда я этого не сделаю! Тем хорошо так советовать, которые не имеют здесь маетностей; но я что буду делать, истребив их? Сам земли пахать не умею, а милостыни просить стыжусь.
