Вызывающая эйфорию сверхзащита усиливает работу опиоидной системы эндокринных желез. Молодое животное, которому впрыскивают опиаты, в конце концов перестает исследовать окружающее пространство и взаимодействовать с другими особями[156]. Тигренок, выкормленный соской и постоянно окруженный людьми, восхищающимися его красотой и кошачьей грацией, оказывается в аналогичных условиях. Подобная ситуация стимулирует такую активную работу опиоидных желез, что животное теряет всякую необходимость бороться за выживание или учиться жить бок о бок с другими особями. Будучи самодостаточным, оно не приобретает ни ощущения границ, вырабатываемого молодыми особями во время ссор, ни навыков участия в ритуалах взаимодействия, являющимися необходимым условием для социализации. При малейшем ущемлении его интересов животное нападает!
Десоциализирующий эффект морального страдания
Люди могут испытывать болезненные ощущения в теле, вызванные метаболическими изменениями, которые в свою очередь могут быть спровоцированы физической болью, а также разрывом шаблона ментальной репрезентации[157]. Каким образом это знание используют, например, палачи? «Пытать — означает не просто причинить боль. Это значит заставить человека понять, что физическая боль будет невероятно долгой»[158]. Палачи быстро заметили, что электрический разряд, пропущенный через гениталии мужчины, способен причинить ему страдания. Они усиливают страдания, говоря: «Пережив шок, ты больше никогда не будешь мужчиной». Ожидание чего-то ужасного усиливает ощущение боли и растягивает состояние шока. После мучительного разряда пытаемый думает: «Теперь я умер как мужчина». Ощутив физическое страдание, затем он длительное время страдает от ужасных сомнений.
Когда пытали иракцев, им завязывали глаза: палач знал, что «самая худшая боль — та, которую испытываешь в темноте»[159].
Еще одна известная история. Женщина беспрестанно ждала, когда наступит момент страдания, приходящего к ней неведомо откуда. Она с тревогой прислушивалась к шуму шагов и голосам, запечатленным ее памятью, пыталась уловить тепло, исходящее от тела палача. Узница, признанная невиновной, вернулась домой, но больше не смогла чувствовать себя свободной, поскольку каждый вечер, когда звонил телефон, она слышала одно и то же: «Это я». Безликий голос палача заставлял ее все время находиться в состоянии мучительного ожидания. Она избавилась от телефона, но было слишком поздно: несчастье отпечаталось в ее памяти. При одном только воспоминании о перенесенной боли тело невольно начинало страдать.
