А потом ко мне пришла женщина — уж не помню, кто ее привел. Довольно неприятная дама. Вся в золоте и бриллиантах и в платье явно не из универмага. И взгляд — как у Костиных подружек. Как будто она своим приходом меня облагодетельствовала. Я осмотрела ее, обнаружила россыпь мелких болячек и благополучно все это вылечила.
— Все? — спросила дама, когда я откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. — Спасибо, девушка.
Закинув на плечо сумку стоимостью как минимум в три мои месячные зарплаты, она огляделась по сторонам и добавила:
— А убого у вас тут. Ну, конечно, вы же денег не берете, не на что нормальный кабинет снять.
Даже не сказав «до свидания», дама вышла, хлопнув дверью. А я осталась сидеть с открытым ртом. И вдруг меня затопило раздражение, перешедшее в самую натуральную ярость. Это было первое по-настоящему сильное чувство за последнее время — если не считать того самого первого вечера с Никитой. И я не знала, чего в этой ярости было больше: обиды на отношение как к обслуге — или же злости от того, что дама не только не предложила заплатить, но даже паршивой шоколадки не оставила. Последнее меня смутило, и я торопливо убедила себя в том, что все дело в ее хамстве.
Однако на следующий день ко мне привели бабулю с чудовищной гипертонией. Я провозилась с ней весь перерыв и смогла лишь немного поправить положение. Тем не менее, давление у нее снизилось, и голова болеть перестала. Хотя бы на время.
— Спасибо, доченька, спасибо, милая! — прослезилась бабуля. — Ты просто святая — и лечишь, и денег не берешь. Храни тебя Господь.
Она ушла, а меня снова залила вчерашняя ярость.
«Святая, да? — бушевал все тот же голос. — Ты тут сидишь в свой обеденный перерыв, поесть даже толком не можешь, лечишь их, а тебе: «Спасибо, ты просто святая». Святым ведь жрать не обязательно. Несвятые в клинике денег сдерут и не вылечат, зато святым можно «спасибо» сказать и раскланяться. Им зарплату заплатят. Целых двадцать охрененных тысяч замечательных рублей! Святая! Почетный папа римский нашего королевства!»
От этих мыслей мне стало противно до тошноты. Господи, Лена, что ты несешь? Ты же сама совсем недавно отказывалась от всего, что пытались дать. Что с тобой происходит?
С этого момента, когда приходил новый клиент — да, как-то незаметно больные стали для меня клиентами, — я каждый раз прикидывала, заплатит ли он. И каждый раз отмахивалась от этих мыслей, которые лезли в голову словно против моей воли. Нет, я по-прежнему не считала деньги, мне было безразлично их количество. Но как я могла быть уверенной в том, что скоро не изменится и это?
