В маленькой часовне царила мертвая тишина. Отец Бенедикт медленно подошел к Люси и сказал более спокойно, но тем же беззвучным голосом:
— Вы молчите? Я так и думал, что мое признание вызовет в вас испуг и отвращение. Но больше не мог молчать, я должен был сбросить это бремя со своей души. Быть может, теперь мне будет легче перенести приговор, который ожидает меня. Позвольте обвиняемому сказать последнее слово в свое оправдание. Я нарушил ваш покой, Люси, простите меня, но я так много выстрадал, прежде чем решился открыть вам свои сердечные муки, что если вы прольете две-три слезы, то я, право, заслужил их! Неприятная минута, которую вы теперь переживаете из-за меня, пройдет бесследно, и, может быть, завтра вы уже забудете о том, что я сегодня сказал вам. Прощайте, будьте счастливы! — и, быстро повернувшись, Бруно вышел из часовни.
С его уходом тяжесть, приковавшая Люси к месту и лишившая ее возможности говорить, исчезла. Она бросилась вслед за монахом.
— Бруно! — воскликнула она с мольбой, с невыразимым беспокойством.
Но поздно: отец Бенедикт был уже далеко от нее и не слышал ее возгласа.
Люси осталась одна в часовне. Ветер, дувший в открытое окно, стал сильнее, и вдруг один из венков, как будто тронутый чьей-то невидимой рукой, отделился от стены и тяжело упал на пол. Огонек лампады всколыхнулся. У дверей церкви показалась какая-то фигура, и через несколько секунд к молодой девушке подошел небольшого роста старик.
— Если угодно, я могу проводить вас! — проговорил он, вежливо кланяясь.
— Кто вы? — с удивлением спросила Люси.
— Я — здешний псаломщик. Его преподобие отец Бенедикт поручил мне проводить вас в...
— В село Р.! — закончила Люси тихим, срывающимся голосом.
— В село Р.? — вопросительно повторил старик. — Странно! Отец Бенедикт тоже пошел в Р. и мог бы сам проводить вас, фрейлейн. Впрочем, он, вероятно, думал, что дорога мимо Дикого ущелья будет слишком трудна для ваших ног. Мы, разумеется, пойдем по большой проезжей дороге — так будет хотя и дальше, но спокойнее.
Люси молча последовала за псаломщиком. Она шла точно во сне, не слыша ни слова из того, что рассказывал ей словоохотливый старик. Он говорил о зиме и осени в горах, но что именно, она не понимала. Ее преследовала одна мысль: «Он вернулся в Р., он вернулся в Р.».
* * *
Отец Бенедикт возвращался той же горной тропинкой, по которой перед ним прошел Оттфрид. Конечно, он шел быстрее, чем граф, и через несколько минут часовня осталась далеко позади.
