Около получаса они шли молча, не проронив ни слова, и это молчание еще больше сердило Люси. Девушка видела в нем безмолвное осуждение, точно она совершила что-то дурное, тогда как в сущности оскорбил ее отец Бенедикт, а не она его. Сердце ее сжималось от негодования, она осуждала также и Оттфрида. Как он мог отпустить ее с этим ужасным монахом? Он должен был понять, что она молчит только потому, что боится мрачных, таинственных глаз, должен был насильно оттолкнуть отца Бенедикта и сам проводить ее. Слезы подступали к глазам Люси, и если бы противный монах сказал ей хоть одно слово, она бы расплакалась.
Наконец лес окончился, за ним начинались владения Гюнтера. Издали уже была видна крыша дома, невдалеке в поле работали крестьяне.
Отец Бенедикт остановился.
— Я, кажется, поступил против вашего желания, сударыня, лишив вас общества графа, — проговорил он. — Вы, конечно, нашли мое вмешательство неслыханной дерзостью, но я не только не прошу извинить меня за него, а позволю себе дать вам совет избегать встреч с Оттфридом Ранеком. Я знаю, что вы отнесетесь к этому совету с полным презрением, так как он исходит из уст «ненавистного монаха», но считаю своим долгом сказать вам, что граф пользуется дурной репутацией, и всякая молодая девушка, если она даже умеет держать его в известных границах, все же рискует своим добрым именем, оставаясь с ним наедине. Вы поступили очень неосторожно, выйдя к нему на свидание.
— Я вышла к нему на свидание? — возмущенно воскликнула Люси. — Вы, может быть, еще скажете, что я сама назначила ему свидание?
— Не станете же вы меня уверять, что случайно встретились с графом? — сурово сказал монах, впиваясь в лицо молодой девушки пронизывающим взглядом.
Это незаслуженное обвинение переполнило чашу страданий Люси. Слезы обиды и гнева хлынули из ее глаз.
— Я не хочу ни в чем уверять вас, — запальчиво возразила она, — но не позволю, как граф Ранек, наносить мне оскорбление. Я не хочу слушать несправедливые выговоры, не хочу, не хочу! — и она, топнув своей маленькой ножкой, громко разрыдалась.
— Вы не ждали графа? Нет? — медленно спросил отец Бенедикт.
Люси не отвечала, продолжая горько плакать, как глубоко обиженный ребенок.
Монах подошел к ней и страстным движением схватил обе ее руки. Несмотря на свое волнение, молодая девушка заметила, что он взволнован еще больше, чем она. Его руки дрожали, глаза горели, голос прерывался, словно ему не хватало воздуха.
