— Ага. Сейчас морковку себе купит. Соображает, как же!
— Они, действительно, работают, — вставил дяденька-тушканчик. — Они сознательные.
— Папа, купил, купил! Ест! Ах, как интересно!
Папа, порывшись в кармане, достал монетку и протянул ее мне. Это был гривенник, весь облепленный табачной трухой.
— На, — сказал пала, — купи слону морковку.
И я с блаженно-глупым лицом бросила слону гривенник. Гривенник мелькнул под самым хоботом Бетти, лихо прокатился под ее чудовищным туловищем и, немного повертевшись, улегся за слонихой, как раз под самым хвостом.
— Эх, неаккуратно, — воскликнул дяденька-тушканчик. — Они не повернутся.
— Не повернутся, — подтвердили в толпе.
«Если слон найдет мой гривенник — мое желание исполнится, меня не исключат», — подумала я, и меня бросило в жар: я искушала Судьбу.
— Не найдет, — точно отвечая моим мыслям, крикнул кто-то.
Огромный хобот Бетти-судьбы ощупывал бетонную площадку. И все не там, все не там! Вот он пошарил справа, потом около решетки, потом замер, чуть покачиваясь. Все кончено. Я вцепилась ногтями в ладони. И вдруг моя судьба, медленно переставляя страшные слоновьи ноги, повернулась к любопытствующим зрителям задом, вытянула хобот и — цоп! — поймала мой гривенник.
— Исполнится, — взвизгнула я, вцепившись в папин рукав. — Все будет хорошо, — ты понимаешь?
В глазах у дяденьки-тушканчика мелькнул ужас. Зрители ахнули. И только папа, мой папа — понял ВСЁ.
— Ну как же не понимаю?! — закричал он сердито, но мне показалось, что из больших глаз его сейчас брызнут слезы, — Все исполнится! Ну, пошли, девочка. Теперь всё посмотрели. Понравилось?
— Очень, папочка, очень! Особенно слон.
— Ну-ну, я рад. Ну, ты куда? К трамваю? А я — налево. К Дяде. Помнишь Дядю? Ну, неужели не помнишь?
— Постой, постой… кажется, что-то припоминаю… Ну да — Дядя…
— Ну как же, Дядя — Минька Волохин, мой дерптский коллега… Гм… А ведь ты действительно, пожалуй, не помнишь его, — ведь тебя тогда еще на свете не было. Ну как же — учились вместе, «Гаудеамус» пели…
И папа загудел, хотя вовсе не был в градусе:
— Гаудеамус игитур…
«Как мы далеко сегодня ходили с тобой», — думала и, глядя вслед старому, с детства знакомому военному картузику и короткому пальто реглан, похожему на бабью юбку. И мне было очень приятно, что я такая умная и хитрая, так тонко провела папу и доставила ему радость — прогулялась с ним в его молодость. Но тут же мелькнула догадка: а ведь папа сейчас идет и радуется тому, что он такой умный и хитрый и так ловко увел меня в детство от тяжких моих дел. И оказалось, что его молодость и мое детство — здесь, рядом с нами, со всем их счастьем и светом — а ведь это и есть жизнь, настоящая жизнь — счастье и свет… А мои дела…
