Когда я допил бульон, миссис Памфри сказала:
— А теперь вы должны пойти пожелать Трики спокойной ночи. Он никогда мне не простит, если вы к нему не заглянете.
Мы пошли в малую гостиную, и песик, зевнув из глубин мягкого кресла, завилял хвостом. Миссис Памфри умоляюще положила руку мне на локоть.
— Раз уж вы здесь, то, может быть, вы будете так добры и посмотрите его коготки. Меня тревожит, не слишком ли они длинны.
Я одну за другой поднял и осмотрел все четыре лапки, а Трики лениво лизал мне пальцы.
— Никаких причин тревожиться нет. Они совершенно нормальны.
— Ах, благодарю вас. Я вам чрезвычайно признательна. Но теперь вам нужно помыть руки.
В знакомой ванной с эмалевыми рыбами по стенам и раковинами цвета зеленоватой морской воды, туалетным столиком и флаконами на стеклянных полках я подставил руки под горячую струю. Рядом лежало предназначенное только для меня полотенце и обычный свежий кусок мыла, которое легко пенилось и пахло дорогими духами. Заключительный штрих блаженного вечера. Несколько часов среди роскоши, света и тепла. С воспоминаниями о них я вернулся в Скелдейл-хаус.
Я лег, погасил свет и вытянулся на спине. В ушах у меня все еще звучала музыка, и я уже снова унесся в бальный зал, как вдруг зазвонил телефон.
— Это Аткинсон с фермы Бек, — произнес далекий голос. — Свинья у меня никак не разродится. С вечера тужится. Вы приедете?
Кладя трубку, я взглянул на часы. Без малого два. Меня охватила тупая злоба. Поросящаяся свинья — после шампанского, копченой лососины и сухариков с черным бисером икры! И ферма Бек, одна из самых неблагоустроенных ферм в округе. Это нечестно!
В полусне я стащил с себя пижаму и натянул рубашку. Сдернув со стула жесткие вельветовые брюки, предназначенные для черной работы, я старательно отвел глаза от взятого напрокат вечернего костюма, висевшего на плечиках в гардеробе. Ощупью я пробрался через нескончаемый сад в гараж. В черном мраке двора я зажмурился, и вокруг вновь засияли люстры, заиграла музыка, засверкали зеркала.
До фермы Бек было всего две мили. Она находилась в лощине, и зимой вокруг стояло море жидкой грязи. Я вылез из машины и захлюпал по грязи к крыльцу. На мой стук никто не отозвался. Я побрел к хозяйственным постройкам в другой стороне и открыл дверь коровника. В лицо ударил теплый сладкий коровий запах, и я прищурился на огонек в дальнем конце, где маячила какая-то фигура.
Я прошел мимо темного ряда коров, которые неподвижно стояли почти бок о бок, разделенные только сломанными перегородками, и мимо громоздящихся за ними навозных куч. Мистер Аткинсон считал, что часто чистить коровник не следует.
