Беллерби благодушествовали, чего о себе я сказать никак не мог. Меня грыз свирепый голод, а мои часы беспощадно отсчитывали уходящие минуты.
После благопристойной передышки миссис Беллерби направилась к старинной духовке в углу, открыла дверцу и извлекла огромную форму с исходящим паром яблочным пирогом. После чего нарезала его кусками в один квадратный фут для каждого и утопила куски в пинте заварного крема из другого внушительного эмалированного кувшина.
Семья приступила к десерту, будто только что села за стол, и вновь воцарилось деловитое молчание. Боб очистил свою тарелку с небрежной ловкостью и безмолвно выдвинул ее на середину стола. Его мать тут же водворила на нее еще один квадратный фут пирога, конечно, не пожалев и крема.
Времени остается в обрез, думал я, но уж теперь-то они завершат свою трапезу. Заметят, что надо поторопиться, и пойдут переоденутся. Однако, к моему ужасу, миссис Беллерби медленно направилась к очагу и поставила на него чайник, а ее супруг и Боб отодвинули стулья и вытянули ноги. На обоих были вельветовые штаны с незатянутыми поясами, а на ногах огромные, подбитые гвоздями сапоги. Боб, порывшись в карманах, извлек мятую пачку сигарет и развалился в блаженной летаргии. Мать поставила перед ним чашку с чаем, а мистер Беллерби достал складной ножик и начал отрезать табак от плитки, чтобы набить трубку.
Когда они вновь придвинулись к столу и принялись за чай, я поймал себя на том, что демонстрирую все классические симптомы нервного перенапряжения: бешеный пульс, сведенные судорогой челюсти и начинающаяся головная боль.
После второй чашки чая появились некоторые признаки оживления. Мистер Беллерби со стоном поднялся на ноги, поскреб грудь под рубашкой и с хрустом потянулся.
— Ну, что же, молодой человек, мы помоемся, переоденемся, а Боб составит вам компанию, он с нами не едет.
В дальнем конце кухни над большой каменной мойкой некоторое время раздавались всплески и отфыркивания. После омовения они поднялись наверх. С огромным облегчением я обнаружил, что на переодевание они много времени не потратили. Мистер Беллерби очень скоро спустился к нам, преображенный шерстяным темно-синим костюмом с зеленоватым отливом. Почти следом спустились его супруга и дочь во всем блеске цветастых платьев из хлопчатобумажной ткани.
— Ну, что же, вот мы и готовы, а? — В моей веселой бодрости пряталась истерика. — Ну так в путь! Прошу вас, дамы!
Однако Рут не сдвинулась с места. Она натягивала белые перчатки и поглядывала на брата, вновь развалившегося на стуле.
