Позевывая, я заковылял по комнате. Плечи и руки тупо ныли. На стуле лежала моя одежда. Я уже один раз ее сегодня снял, потом опять надел, опять снял... Что-то во мне взбунтовалось при мысли, что придется снова в нее облачаться. Уныло хмыкнув, я сдернул с крючка на двери плащ, надел его поверх пижамы, спустился в коридор, где у двери аптеки стояли мои резиновые сапоги, и сунул в них ноги. Ночь теплая, какой смысл одеваться? Все равно же на ферме я опять разденусь.
Открыв дверь, я побрел через бесконечный сад, сонно не замечая, как свеж и душист ночной воздух. Я вышел во двор, отпер ворота в проулок и вывел машину из гаража. Городок спал, и лучи фар выхватывали из темноты закрытые ставни витрин, плотно задернутые занавески. Все спят. Только я, Джеймс Хэрриот, еду куда-то, хотя устал до невозможности и все тело болит, — еду, чтобы снова надрываться. Ну какого черта я пошел в деревенские ветеринары? Наверное, у меня в голове помутилось, а то с чего бы я выбрал занятие, подразумевающее, что ты будешь работать все семь дней в неделю, а кроме того, и по ночам? Порой у меня возникало ощущение, что моя профессия — злобная живая тварь, которая проверяет меня, испытывает на прочность и все время увеличивает нагрузки, чтобы посмотреть, когда же я протяну ноги.
Но какой-то подсознательный протест извлек меня из этой ванны жалости к себе, и, стряхивая брызги у ее края, я взвесил ближайшее будущее уже с моим природным оптимизмом. Во-первых, дом Диксонов стоит у самого начала холмов, почти рядом с шоссе, а потому они позволили себе редкую в этих местах роскошь — провести электричество в хозяйственные постройки. Да и не настолько я устал! Мне ведь всего двадцать четыре года, я здоров и силен. Нет, так просто меня не убить!
И я с улыбкой погрузился в сонное оцепенение, обычное для меня в таких ситуациях: полное отключение всех чувств и мыслей, кроме тех, которые были нужны для того, чем я был занят в данный момент. Сколько раз за последние месяцы я вставал с постели, ехал на дальнюю ферму, добросовестно выполнял то, что от меня требовалось, возвращался домой, ложился спать, так толком и не проснувшись.
Диксоны не обманули моих ожиданий. Грациозная клайдсдейлская кобыла стояла в отлично освещенном деннике, и я разложил свои веревки и инструменты с огромным облегчением. Подливая дезинфицирующую жидкость в дымящееся ведро, я смотрел, как кобыла напрягается и пригибает круп. Это усилие не дало никаких результатов, ножки не показывались. Сомневаться не приходилось — неправильное положение плода.
