Десять минут по промозглой темной улице и вот он, его дом.
Захожу, двор-колодец, кручусь среди подъездов, пытаясь вспомнить, какой же из них. Подсвечиваю телефоном таблички с номерами квартир. Нахожу. Набираю две цифры домофона, звоню. Долгие трели, дверь открывается без единой реплики.
Захожу. Поднимаюсь по лестнице.
Слегка притормаживаю перед нужным мне этажом. Быстро гляжусь в зеркало, еще можно поправить то, что нужно поправить. Поправляю. Испуганные, тревожные глаза. Так, надо успокоиться. Я же не на расстрел иду, а на свидание.
Подхожу к квартире, дверь приоткрыта.
Захожу.
Сердце – тык-дык, тык-дык.
Закрываю за собой дверь.
Коридор, полутьма.
Стою на пороге, молча. Не снимая пальто.
Выходит ко мне, в футболке и штанах домашних.
Подходит. Обнимает. Целует в губы.
Стоим, целуемся.
Снимает с меня пальто, отрывается на мгновение, смотрит:
– Ну, здравствуй.
– Здравствуй.
В темноте не видно, как он постарел за этот месяц. Я увижу это в комнате через две минуты, и сердце сожмется болевым комком.
Он дает мне возможность раздеться, снять сапоги, осмотреться.
– Проходи в комнату. Как ты, человечка?
Тон повышенно бодрый, нервничает сильно.
Я смотрю на него и вижу усталое тяжелое возрастное лицо с глубокими дорожками морщин. Я знала его другим.
– Я – хорошо. Как ты себя чувствуешь?
– Да ты знаешь, спасибо, что живой!
Повторяется.
– Спасибо!
Повторяюсь.
– Вино будешь?
Цепенею моментально.
– Нет, спасибо.
– Давай, я тебе налью…
– Тебе ведь нельзя?…
Подходит ко мне близко, смотрит в глаза, взгляд моментально становится жёстким.
– Ты… это… давай не будешь говорить, что можно, а что нет? Я что сказал, я себе? Я сказал, что тебе налью, да? Так вот и не надо.
Защищается.
– Хорошо. Налей мне вина, пожалуйста.
– Ну, вот так бы сразу.
Тон меняется, становится мирным.
– Но как же ты? – не могу я успокоиться.
– А я от тебя немножко попробую. Вот так.
Целует меня в губы.
Я никак пока не могу привыкнуть, к тому, как плохо он теперь выглядит. Когда открываю глаза, внутренне стопорюсь от этой разительной перемены – после больницы.
– Ты уколы делать умеешь? – спрашивает меня.
Ну, привет. Какие уколы? Нет, конечно. Хотя вспоминаю: я же делала уколы собаке, колола ей инсулин. Все ставят на этом такой акцент: «умеешь ли делать уколы?» Выяснилось, что уметь нечего: протыкай и нажимай.
– Я делала уколы собаке, на людях не пробовала.
– Значит, сумеешь. Мне тут уколоться надо, поможешь?
– Я даже не знаю. Ну, попробую, если надо.
Идём в спальню. На столике у кровати целая гора таблеток. Он достаёт шприц, набирает лекарство, ложится на кровать, оголяя мне пространство для иглы.
