Но шутки не получилось, и Володя сразу же ответил:
— Самураи знают, кто им будет честно служить.
— Не будем об этом говорить. Любой хочет есть. Ваш отец служит большевикам…
— Это большая честь для него. Родина наша…
— Э, оставьте это. Ваш отец…
— Не трогайте моего отца!
— Речь именно о нем, молодой человек. Кстати, вы пошли в отца. Как и он, любите шутить. Но не в этом дело. Вы должны помочь вашему отцу. Если любите его, конечно. Ваш отец… сейчас очень болен…
— Отец? Что с ним?
— Он в тяжелом состоянии, по причине своего упрямства. Он отказывается предоставить нам некоторые незначительные сведения, нужные для оформления документов… Без которых вам нельзя выехать на родину. Вот бумага и ручка…
Лихолетов вырвал листик из записной книжки и протянул Володе авторучку с золотым пером.
— Напишите отцу записку. Я продиктую. Содержание такое: «Отец, я тяжело болею. Хочу немедленно тебя видеть». Вот приблизительно все.
— Нет, я не напишу такого, — шепотом ответил Володя. У него перехватило дыхание от одной мысли, что он, Володя, может написать отцу лживую записку под диктовку врагов. — Не напишу! — повторил он, отпрядая, как от огня, от протянутой ему ручки.
Лихолетов, изображая сочувствие, покачал головой.
— Жаль, что вы уже никогда не увидите голубого моря, лесов, синего неба…
— Вот для чего вы расписывали мне перед этим красоты природы!
— Ерунда! Я сочувствую вам. Погибнуть в этой яме в семнадцать лет!
— Это лучше, чем стать предателем!
— Банальные слова. Ваш отец — больной.
— А отцу вы, наверное, говорите, что больной — я.
— Хорошо. Мы напишем так: «Отец, я хочу видеть тебя в эту последнюю свою минуту…»
— Последнюю?
— Да. Если не напишите записки, мы вас здесь живьем закопаем. И все концы в воду. Есть такое распоряжение Инаби Куронуми.
Мелькнула мысль: «А почему бы и не написать записку? Ведь я действительно хочу видеть отца. Эта записка будет ему знаком, что я живой». Тем не менее Володя отогнал эти мысли. Если белогвардеец требует записки с такой назойливостью, наверное, здесь что-то не так. Отца хотят опутать.
— Ничего я не напишу.
— А если так: «Отец, хочу тебя видеть. Завтра уже будет поздно». Как, молодой человек?
— Никак. Я не напишу ни единого слова.
— Вы не желаете отцу добра?
— Желаю. Поэтому и отказываюсь писать ему.
— А вот сейчас увидим, — вскочил на ноги Лихолетов. — Письмо напишешь, не то что записку!
Он позвал кого-то из-за двери, и в камеру вошли двое полицаев. Белогвардеец кивнул им, и они набросили юноше на шею веревку. Это были два японца — оба низенькие и вертлявые, оба зубастые, как щуки.
