Штурман был очень возбужден. Забыв о субординации, он довольно бесцеремонно схватил капитана за рукав.
— Капитан! Смотри, капитан! — сказал он, показывая на юг. — Видишь?
Все глянули в направления вытянутой руки Хотти. Там, далеко за кормой «Сибиряка», почти на горизонте, утопающем в зловещем лилово-сером мраке, плыло белое, совсем белое облако. Можно было подумать, что это с моря поднимается густой клубок белого пара, ежеминутно вырастая в размерах. «Оно гонится за нами, — мелькнуло в голове Володи. — Неужели это тайфун?..» Стало даже непонятно, почему так волнуется Хотта и почему, оставив машинный телеграф, что-то надрывно кричит капитан в переговорную трубку.
На палубе, на трапах суетились матросы. Они спешно крепили какие-то канаты, гремела цепь, топали ноги. Несколько матросов проверяли, как закреплены шлюпки на шлюпбалках.
Володя снова глянул на зловещее облако. Оно уже не было белым. На глазах у команды «Сибиряка» облако меняло свой цвет. Оно сделалась серым, потом, словно кто-то плеснул на него фиолетовых чернил, облако почернело, его уже нельзя было назвать маленьким: черные свитки клубились над морем, поднимаясь выше и выше.
Вдруг настала полная тишина. Ветерок, все время чувствовавшийся на палубе, враз затих. Бессильно повис флаг на кормовом флагштоке.
— Ну, теперь держитесь, ребята, — прозвучал в этой тишине голос капитана. — Хотта, приказываю стать за штурвал вам. Всем быть наготове. Товарищ Дорошук, забирайте сына и спускайтесь в каюту!
Капитана нельзя было узнать. Голос его сделался суровым и властным. Это был другой человек, совсем не похожий на того капитана, которого часто видел Володя в каюте или за столом в столовой. Матросы ловили каждое его движение. Это был настоящий руководитель и хозяин парохода, который перед лицом грозной опасности думает прежде всего об огромной ответственности за порученное ему судно и людей.
— Пойдем, Володя, — сказал Дорошук. — Сейчас в самом деле начнется что-то невероятное.
Он не досказал. Резкий и сильный порыв ветра прокатился по палубе. С Володи сорвало кепку, она закружилась над головой и исчезла за бортом. Вмиг потемнело. Хлынул дождь.
— В каюту! Вниз! — стараясь перекричать рев ветра, крикнул над ухом Володи отец. Он схватил сына, как маленького, за руку и повел за собой к трапу. Володя слышал, как вместе заскрипели мачты, засвистели провода, пароход подпрыгнул вверх и провалился куда-то вниз, в глубокую яму.
Над головой что-то глухо ухало, ревело, стонало. Скрежетало железо, где-то перекатывались из места на место тяжелые бочки. То ли плачь, то ли вскрик прозвучал совсем близко, но где — не разобрать: в соседней каюте, или на палубе, или, может, под ногами, в глубоком трюме. В каюту заскочил матрос проверить, хорошо ли задраен иллюминатор. Дорошук хотел что-то спросить у него, тронул матроса за руку, но тот не обратил на это внимания. Он был строг и сосредоточен, очень спешил, глаза тревожно смотрели куда-то вглубь, в самого себя.
