Словом, он уединился и зажил своей особой жизнью. Продолжает ли он свои исследования и с каким успехом— я вам сказать не могу. Он подался куда-то в Суссекс, а вскоре я получил от него столь бесстыдное письмо, что могу хоть сейчас подать на него в суд. Но ведь этот человек просто болен.
Биддл-Джонс уставился на стол перед собой, и на лиде его появилось какое-то загадочное выражение. Наконец он улыбнулся.
— Боюсь, что сейчас он считает меня своим злейшим врагом. И предпочел бы видеть меня мертвым.
Воцарилось молчание Потом Джаггер спросил:
— А Фармило и другие? Их он тоже предпочел бы видеть мертвыми?
— Без сомнения, — кивнул Биддл-Джонс, тяжело и скорбно вздохнув. — Действительно, жаль эту умную голову, — добавил он несколько сентиментально. — Нынешние его работы уже не будут опубликованы.
Он наклонился к Джаггеру и очень серьезно сказал:
— Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему меня так взволновало, когда вы сообщили, что недавно виделись с ним. Он говорил с вами о своей работе? Не могли бы вы рассказать мне хоть что-нибудь? Мне просто невероятно интересно.
Джоселин встал.
— Мне было бы интересно тоже. Но я сейчас вынужден уйти. Готов держать пари, что мой старый друг Биджи-зус продержит вас у себя всю ночь, если вы не воспротивитесь. Нет-нет, сидите, — попросил он Биддл-Джонса, который хотел было проводить его до двери. — Я сам найду выход. — Повернулся к Джаггеру и сказал: — Завтракаем вместе. Когда? В половине девятого? Хорошо, в девять. Пока. До свидания.
Он торопливо вышел.
— Позвольте предложить вам еще что-нибудь выпить? — Биддл-Джонс являл собой образец гостеприимного хозяина. — Прошу вас, не стесняйтесь. Как насчет еще одной рюмочки коньяку? А для юной дамы? Что-нибудь безалкогольное? Лимонад? Апельсиновый сок? Значит, лимонад. Вот и прекрасно.
Он пошел к бару и разлил напитки. Джаггер удобно откинулся на спинку кресла, восхищаясь изысканной мебелью и светлым ковром, который так гармонировал с обоями. Встретившись взглядом с Брайони, он еле заметно покачал головой — не высказывай, мол, что у тебя на уме. Он был убежден, что девушка тоже заметила — на кассетах были выгравированы фамилии бывших сотрудников Силидж-Бинна.
Итак, профессор полагал, что у него есть веские основания ненавидеть этих людей. Таблички с их фамилиями — конечно, злобная шутка с его стороны. Но она никоим образом не объясняла, что же на самом деле содержалось в тех урнах, если не пепел. Оставалось непонятным и поведение самого профессора.
