— Куда тебе нужно? — переспросил Джаггер.
— На партифон. Это такой очень большой прием. Древняя традиция у нас в Кембридже. Мне придется сидеть за президентским столом и выполнять свои обязанности. Господи, да ты, верно, не понимаешь ни слова из того, что я говорю. Ну, да все равно. В университетской жизни предостаточно странных вещей. А почему бы тебе тоже не пойти? Это можно устроить без проблем.
Джаггер терпеливо ответил:
— Не думаю, что этот партифон — достаточно хорошее место, где бы мы могли поговорить.
— Разумеется, нет, — согласился Джоселин. — Но после него можно отправиться в «Бэф» поужинать. Я приглашу с собой одного деятеля, который выложит тебе про Силидж-Бинна все без остатка. Ты ничего не имеешь против, если мы посидим втроем?
— Вчетвером, — поправил Джаггер.
— Прекрасно, приводи его с собой! — воодушевленно воскликнул Джоселин. — О, да это не он, а она! Тем лучше, тем лучше! Тогда в семь. Ты же знаешь, где это.
Он положил трубку.
Им не потребовалось долго искать этот партифон. Бородатый молодой человек, у которого они спросили дорогу, заглядевшись на Брайони, вызвался их проводить.
Когда они открыли дверь в большой зал, их чуть было не оглушило. Шум множества голосов перекрывали два оркестра, состоявшие, кажется, только из скрипок и литавр.
Кто-то сунул в руки Джаггеру грязноватый стакан с какой-то теплой жидкостью. Джаггер с опаской понюхал. Содержимое стакана запахом отдаленно напоминало виски.
Пока Джаггер раздумывал, следует ли из вежливости все-таки выпить эту бурду, мимо, отчаянно толкаясь, пронеслась целая орава и расплескала все из его стакана. Большая часть жидкости при этом попала на высокую девицу в узких брюках и пуловере, на который свободно ниспадали пышные волосы. Остаток пришелся на молодого человека рядом с ней в кожаной кепке и кричаще яркой шелковой рубашке. Оба стояли спиной и, казалось, ничего не заметили.
Джаггер тронул молодого человека за плечо, желая извиниться. Тот обернулся… — и оказался девушкой с нежным и милым личиком. У длинноволосой девицы же на щеках красовалась двухдневная щетина, да и к тому же был сломан нос — видимо, в одной из схваток на боксерском ринге.
В шуме и гаме никто не разобрал слов извинения, но юноша с боксерским носом вежливо кивнул, положил Джаггеру на затылок свою громадную лапу и, чуть ли не толкая, повел его сквозь толпу к лестнице. Девушка в кепочке при этом улыбнулась от всей души. Объяснения были бесполезны, и Джаггер не сопротивляясь поднялся наверх.
