В ответ все молчат.
И это как раз самое неприятное.
— Но нам же нужна каша, — продолжает она, чтобы было не так заметно, что никто не возражает против ее намерения умереть к следующему году, — у нас обязательно будет рождественская каша. Все этого ждут.
— Вообще-то никто из нас кашу не ест, — пробормотала Пия, стоя у раковины.
— Как это никто? — фыркнула мама. — Я вот ем.
Она подходит к Пии и тычет ей в плечо указательным пальцем:
— Я ВОТ ЕМ кашу, это не в счет? Я могу у себя в доме поесть каши?
Она оборачивается к Анне и Хокану за поддержкой.
— Но я, наверное, вообще не в счет. Я, наверное, тут просто прислуга.
Мама смеется над собственной шуткой, но вскоре замолкает, хватается за виски, закрывает глаза и что-то бормочет себе под нос.
Все должны понимать, что она невнятно бормочет, чтобы не рассказывать им, как сильно у нее болит голова, ну просто раскалывается на кусочки. Однако на всякий случай она произносит вслух:
— Не понимаю, ПРОСТО НЕ ПОНИМАЮ, похоже, у меня мигрень…
Чтобы они знали. Чтобы не ошиблись.
Потом она снова скрещивает руки на груди и улыбается:
— Ну, что ж поделаешь. По случаю Рождества надо превозмочь себя.
Все молчат. Анна пытается поймать взгляд Хокана, в поисках поддержки. Но Хокан уставился в стену.
Пия склонилась над раковиной. Она уже почистила несколько килограммов картошки. Она крепко вцепилась в очередную картофелину и корчит ей страшные рожи. Она осыпает картофелину чудовищной бранью, и в душе у нее оживают старые обиды, — все то, что она никогда не забудет и не простит. Напряженный голос матери про-н-зает тело, проникает сразу в кровеносную систему, бьет по нервам, пронзает живот, разрывает легкие, становится трудно дышать, но голос эхом отдается в желудке Пии, отзывается в позвонках, обволакивает ее сознание словно морок.
Когда последние слова матери отзвенели, воцарилась полная тишина. Все вдруг почувствовали, что больше всего на свете хотели бы оказаться сейчас в другом месте.
Но все молчат.
И Пия и Анна знают, что кто-то должен найти выход из положения и что-то сказать.
И вот Анна собирается уже произнести что-то вроде: «Ой, смотрите-ка, рождественский вертеп снова достали, глядите, какой же он красивый». Да, так она и скажет, легко и весело, и все сразу успокоятся, — она просто поднимет руку, укажет на вертеп и скажет то, что задумала.
Но мама не стала этого дожидаться.
— Что-то вы все какие-то недовольные, что-то не так? — спрашивает она, и по голосу чувствуется, что она вот-вот заплачет. — Что-то случилось? У вас плохое настроение? Может, будем как-то повеселее, сегодня ж, как-никак, Рождество. Ну что вы, не можете быть чуть-чуть повеселее? Я все-таки так старалась устроить праздник:
