За день до Рождества Пия занята обычными предпраздничными хлопотами. Особых дел уже не осталось: треклятая рождественская елка наряжена, осточертевшее имбирное печенье испечено, а завернуть подарки можно и завтра, перед тем как ехать к маме, на самый ужасный обед в году.
И будь проклят рождественский окорок, который стоит у нее в духовке и который ей на хрен не нужен.
Самодельные ириски она съела еще на прошлой неделе. Двести пятьдесят грамм страшно опасных для фигуры взбитых сливок, отвратительный старинный семейный рецепт, рождественские сливочные ириски, чтоб они провалились. Делать новые ириски ей теперь неохота. Вместо этого можно есть шоколадки «Афтер Эйт» до тех пор, пока ее не стошнит. Жир он и есть жир, не важно, ириски это или «Афтер Эйт».
— Уж в этом-то году мы точно обойдемся без подарков, — как обычно, сказали все друг другу. Надо же соблюдать традиции. Вдруг кто-нибудь да поведется на обман.
Дети Анны и Хокана подарят ей кучу рисунков, и она, как обычно, не сможет разобрать, что на них намалевано.
Сами Анна и Хокан подарят ей какой-нибудь идиотский детектив Хеннинга Манкеля, который она читала сто лет назад, когда он еще публиковался по главам в газете «Экспрессен». Мама наверняка подарит очередной невообразимый артефакт из наследства какой-нибудь тетушки, о существовании которой Пия никогда раньше не слышала.
Сама Пия купила дорогущие подарки, чтобы всем было стыдно. Так им и надо, она даже специально оставила ценники.
Когда она попадет в ад, она, по крайней мере, будет этого заслуживать.
В каждом окне горят свечи. Значит, наступило Рождество.
Уже почти девять вечера. Хокан сидит в офисе за компьютером. Когда он за полночь сядет в машину и поедет домой, Анна и дети будут уже спать.
Завтра канун Рождества. Тем не менее он весь вечер торчит на работе. Хотя, может, он как раз потому и торчит здесь, что завтра сочельник. Если он закончит сегодня все дела, то сможет не выходить на работу до Нового года. По крайней мере, именно так он объяснил это Анне, когда она начала возмущаться.
— Это, кстати, называется «полуночничать». — Хокан попытался обратить все в шутку, но почему-то Анну это ничуть не развеселило.
А Хокану как раз казалось, что шутка получилась неплохая. Он испробовал ее на всех своих коллегах, когда они уходили домой пораньше. Они, по правде говоря, тоже не очень смеялись, но это не важно. Хокан никогда и не строил из себя юмориста.
Он просто хотел задержаться на работе. Анне этого так не объяснишь, но Хокан действительно любит засиживаться в офисе.
