Вот так уходит день от нас, уходит безвозвратно | страница 3



— говорит себе Пия.

В тридцать лет ты уже слишком стара для синего лака, но еще слишком молода, чтобы делать подтяжку лица. Проклятый возраст, который почему-то считается самым прекрасным в жизни.

Лет десять назад Пия бы с удовольствием отправилась прожигать время в какое-нибудь кафе, но ее время прошло, сейчас там сидят толпы нынешних старшеклассников, которые украдкой подливают кофе из кофеварки, курят и делают уроки. Они умудряются заполнить все пространство, куда бы они не пришли, — своей жизнью, куртками, пакетами и учебниками, — не замечая при этом, что вокруг есть и другие люди. Например, Пия, которая сидит с книгой, в одиночестве, и потягивает остывающий кофе Латте за самым маленьким столиком, окруженная со всех сторон кишащей толпой подростков. Она будет их ненавидеть потом весь оставшийся день.

Она ненавидит их за то, что они такие наглые и вальяжные, за то, что, сколько бы они ни курили, рак для них — пустой звук. Но больше всего — за то, что они могут безнаказанно транжирить время.

У них этого времени — как дерьма, они тянут и пережевывают его, как коровы жвачку, переваривая во всех четырех желудках сразу. Время для них пока еще бесконечно, и за это Пия особенно их ненавидит.

Смерть их еще не загнала. Не вымотала. Не сделала жалкими и трусливыми.

Они неуязвимы. Они могут тратить время ни на что, могут красить ногти в любой цвет, сидеть месяцами без копейки денег, стрелять сигареты и не брезговать чужими грязными чашками, чтобы бесплатно выпить кофе.

Когда Пия последний раз была в кафе «Стринг», рядом с ней сидели три отвратительные девицы, которые проходили тест на свойства личности в еженедельнике «Веку-Ревю». Они громко зачитывали вопросы, визжали, курили, жевали жвачку, ржали и так тряслись, что не могли ровно нарисовать крестик в опроснике.

Как можно проходить тест на свойства личности, если личность у тебя отсутствует как таковая! — хотела выкрикнуть Пия, но не сделала этого. Вместо этого она уставилась в свою чашку, чувствуя себя двухсотлетней старухой.


Теперь Пия сидит дома на кухне, в комнате за стеной орет телевизор, она пытается что-нибудь сочинить. Ведь должен человек как-то самореализовываться, если ему за тридцать и он почти умер. Ну хоть как-то. К примеру, написать рецензию на чью-нибудь статью о Фрейде, а может быть — собственную статью о Витгентштейне. И потом послать ее неизвестно куда.

Пия старается взять себя в руки, изо всех сил противится искушению помыть холодильник или разобрать белье; ее убивает мысль, что годы все идут, а монография о Фрейде написана не ею, а каким-то ее ровесником, который успел больше, гораздо больше, чем она; ее убивает, что никому на свете не нужна еще одна статья про Витгенштейна, которая к тому же никогда не будет написана.