— Стоять, гнида! — закричал Кумиров, когда боец оказался в таком обзоре, из которого не смог бы улизнуть от выстрела. — Убью! Башку разнесу!
— Что за дела, наследник? — Груда обернулся, сделал суровое лицо и окончательно поднялся на балкон.
Увидев все еще агонизирующего напарника, экс-культурист повел длинным, подвижным носом и шагнул в сторону Александра. Рука его попыталась скрыться под пиджаком.
— Руку, падла! Сейчас сдохнешь, как эта шкура! — Саша направил ствол бойцу в лицо. — Руку вниз опусти! Вниз, ублюдок!
Груда с недовольным лицом опустил руку, в которой, на счастье Кумирова, еще не было зажато оружие. Саша двинулся навстречу бойцу.
— Только дернись, гадина! Только дернись! — повторял юноша, наступая. — Как терку продырявлю! Руки на голову! Считать не буду!
— Да брось ты! Дай мне другу помочь! — Груда жалобно смотрел на Кумирова окантованными темными пятнами глазами и выполнял его нервные команды. — Что ты натворил, ты хоть сам-то врубись! А если он умрет? За что ты его грохнул? Думаешь, батя отмажет?
— Не твое собачье дело, дерьмо! — Саша остановился слева от охранника. — Повернись лицом к стене! Лицом! Быстро!
— Ну и дела! Подрядился на работу! Теперь и меня потянут! — В голосе Груды звучало расстройство. — Чего поворачиваться-то? Тебе жопа моя нужна, что ли?
— Стой и молчи, мне надо подумать! — скомандовал Кумиров, а сам, наблюдая за пленником, осторожно дотянулся до биты и взял ее в левую руку.
После этого он сунул пистолет в набедренный карман комбинезона, сжал свое новое оружие обеими руками и, немного замявшись, вмял биту во вспотевший от волнения затылок охранника.
После того как Саша нанес удар, образовалась пауза, он думал, не слабо ли он приложился, а боец все еще продолжал стоять. Потом Груда начал поворачиваться к своему обидчику. Кумиров уже успел увидеть его лицо, под изображением которого он бы, наверное, нарисовал облачко, в которое поместил надпись: «Что ты сделал?» Саша прикинул, успеет ли он повторить свою атаку, и пришел к печальному выводу, что скорее всего нет. Но боец внезапно открыл рот, да нет, у него буквально отвисла челюсть, чуть не коснувшись выпуклой, по объему женской, груди, и он повалился в сторону распахнутой балконной двери. Его руки бессмысленно болтались вдоль перекачанного когда-то тела, а голова неотвратимо стремилась к радужным лучам разбитых стекол, привычно отражающих веселое весеннее солнце.
Кумиров подумал, что он, возможно, успеет подхватить охранника, а возможно, и не успеет, что, впрочем, для него уже не столь важно, потому что сегодня, сейчас, в своем собственном доме он стал убийцей. Голова Груды коснулась стекол и увлекла часть их за собой, а шея наткнулась на вертикально стоявшие осколки и поглотила их, словно человеческая кожа и вены решились противостоять лезвиям оконного стекла. В этом противостоянии одушевленного и неодушевленного произошла иная победа: балконная дверь не выдержала веса упитанного бойца и рухнула вместе с ним, обильно истекающим бьющей из его шеи и почему-то дымящейся кровью. Да, именно этот не имеющий запаха дым произвел на Александра наиболее сильное впечатление, и он даже замер на некоторое время, с непривычным для себя восторгом созерцая плоды своей скоропалительной расправы.
