— А мы извинимся. — Старик смущенно покашлял.
— Значит, стал наш Уголек поправляться, и с едой пошло мало-помалу. Только все равно малахольной с виду, пузатенькой. Видно, лекарства много давали, перекормили. Нехорошо вышло. Опять же нельзя без лекарства.
— Нельзя, — согласился старик и поморщился, как будто сам сейчас принял лекарство. И вдруг спросил громким голосом: — Ну и как дальше-то? Почему замолчала?
— Уголек совсем пошел на поправку. День ко дню — не узнать коня. Как на дрожжах попер. И высокой стал, кареглазой, поджарой. А уж умной! Все слова понимал.
— Они все понимают… — поддержал ее старик. — Оли чисто все понимают. У нас вон была в колхозе кобылка Калина — так плясала, чертовка. Заиграть, бывало, на хромке, она хвост подымет да зубы оскалит…
— Кака така Калина?
— Вот тебе кака, затака! — передразнил старик, рассмеялся. — Неуж не пробовала калину? У нас ее и в пирог, и в варенье…
— Ну бог с ней, с калиной, — вздохнула старушка. — Только ведь вскорости война, как камнем по темю. И Уголька нашего повезли на фронт. Да, да… Полтабуна в колхозе зачистили, самых лучших забрали, как на подбор. А отец сопровождал коней прямо до станции. Он и видел, как погрузили их, как закрыли вагоны. А потом, значит, паровоз загудел, загудел. Это надо же выдержать, товарищи дорогие. Я так сейчас понимаю — поди легче литовкой по шее… А тут этот черт загудел, загудел, колеса загрохотали — и тятеньку нашего подкосило. Он — на бок да на бок да прямо в сугроб и рухнул. Вот как жалко лошадки-то. Такого и привезли домой — отнялись руки-ноги. А ночью-то и случилося. Наклонились над ним, а он уж холодной. И ни слова нам, ни полслова — так молчком и убрался.
— Как же так? — отозвался старик. — Из-за коней-то? Помирать бы не надо…
— Ясное дело — лучше бы жил. А через полгода и мамонька убралась. А потом похоронка на брата. Потом какой-то месяц прошел — получаю извещение на мужа, а у меня сынок на руках трехгодовалый. Это надо понять…
— Мы понимаем… — отозвался старик. — Тоже, поди, кое-что повидали. А теперь-то куда собралась? Наше дело с тобой на печке давить тараканов, а ты куда-то с узлами?
— К сыну, милые, к сыну. Он у меня на юг переехал. Сколько не отпускала, но раз собрался — не свяжешь… Там и жена у него, там и работа. Он у меня учитель. И своих деток трое. Так што богаты. И меня к себе звали, я сноху не похаю, но куда уж старье потрясешь. Я уж в другу сторону собралась.
— Помирать, что ли? — удивилась жена старика и заворчала, тяжело завздыхала.
