– Бить будешь?
– Сначала хотел, – честно признался Кочетков. – Да я человек отходчивый. Мы, «деревня», обижаемся легко, однако и остываем тоже быстро. Так, поучу маленько.
Щелк! – богатырский щелчок по лбу потряс серое вещество Ивашки.
– Это тебе за наглость.
Щелк! – слезы, выступившие на глазах наглеца, подтвердили, что урок идет на пользу.
– Это тебе за самонадеянность.
Щелк! Заключительный поучительный щелбан ставил жирную точку в воспитательном процессе.
– А это просто так, чтобы помнил.
Поставив Петрова на пол, Пашка вкрадчиво поинтересовался:
– Не устал, милок?
Надо отдать Ивашке должное, во время экзекуции он не проронил ни звука. Только болтался, как тряпка, да злобно таращился на Кочеткова из-под бровей.
– Синяк будет, – ощутив твердую поверхность под ногами, второй квартирант начал приходить в себя и, потирая лоб, потопал на кухню, чтобы оценить ущерб. Едва Ивашка достиг поля брани, как снова разразился махровой нецензурщиной. – Батюшки, это сколько же бабла теперь вколачивать! Старуха появится, со света сживет, или того хуже, выставит в три счета на улицу.
– А тебе и поделом, – победоносно заявил Кочетков и, гордо развернувшись, проследовал в свою комнату.
Весь вечер Кочетков со злорадством вслушивался в возню и причитания поверженного врага, который, как мог, пытался прибраться на кухне. Звенели осколки посуды, слышалось кряхтение и стук. Ивашка, видимо, вознамерился реанимировать поломанную мебель и теперь вовсю колотил молотком, разгоняя испуганных тараканов. По натуре своей Пашка был парень добрый, однако такой наглости от человека младше и, по-видимому, глупее его он стерпеть не смог и теперь, находясь на седьмом небе от чувства собственного превосходства, щурился в экран мобильного телефона.
Угрызений совести молодой человек не испытывал, а вот мысли, смутные и мрачные, его почему-то мучили. То ли обстановка накладывала, то ли непривычно белые ночи за окном, однако нужно было ложиться спать.
В сон Кочетков провалился мгновенно, едва голова коснулась подушки, и снилось что-то тягучее, противное, невоспроизводимое в реальности. Вот бы проснуться, хоть в холодном поту, жадно хватая пересохшими губами воздух, озираясь, судорожно комкая в руках промокшее от пота одеяло. Нет, не отпускает сон, будто держит кто. Как больной, как в коме, как будто приковали наручниками и не дернуться, не побежать, не вздохнуть глубоко.
Яркий свет резанул по глазам, и это помогло Пашке вырваться из сонного сиропа, в котором он завяз настолько, что, может, и возврата бы не было, и первые несколько секунд, вскочив и прикрываясь одеялом, Кочетков пытался понять, что же происходит.
