Свою ошибку девушки учли, и пока шли к каюте, разговаривали на родном языке.
— Шанель, я же просила тебя быть осторожной с этим мужчиной! — шепотом попеняла сестре Айсель.
— Понимаю… — вздохнула та, — но он сам… так неожиданно. Ты же видела. Я пресекла его попытку снять вуаль. Так неловко вышло…
Шанель неосознанно коснулась подбородка там, где пальцы Кая дотронулись до ее кожи — казалось, это местечко до сих пор горит. Поймав себя на том, что сократила имя мужчины, она внутренне обмерла. Ведь так обращаться к постороннему мужчине — интимно и лично — запрещено. Даже мысленно нельзя, иначе случайно может вырваться в разговоре, и тогда позор ляжет грязным пятном на репутацию не только шейтинки, но и Дома.
В каюте девушки смогли расслабиться и дать выход эмоциям.
— Шанель, я боюсь! — простонала Айсель.
Она буквально содрала с себя сафри, затем, словно обессилев, рухнула в кресло, но усмирила свой порыв и аккуратно сложила одежду на колени.
— Чего ты боишься? — настороженно спросила Шанель, снимая капюшон и поднимая вуаль.
— Всего боюсь! Двадцать четыре года я жила, ни о чем не думая. Считала, что гибель родителей — крушение всех надежд. Что после этого мне самой не захочется жить. Но дядя Корин и тетя Шей… стали мне мамой и папой. А ты и Керим — родными братом и сестрой.
— Тогда не понимаю, чего ты…
— …всего, Шанель! Как подумаю, что вокруг меня столько мужчин, в холодный пот бросает. И все так смотрят, словно женщину никогда не видели. Нас, конечно, готовили к тому, что иномирцы — другие, но действительность превзошла ожидания. Они оказались еще хуже, сестренка, как животные… Этот Кайрен фен Драм смотрел на тебя, будто съесть хотел. Прямо там! Или провести слияние… немедленно. Что бы тогда с нами было… с тобой? А? Мы беззащитные… совершенно… перед ними.
Айсель закрыла некрасиво сморщившееся лицо ладошками и зарыдала, сжавшись в комочек. Шанель не ожидала истерики от сестры. Вот только не от нее. Более слабой духом она считала себя. Ей тоже хотелось расплакаться от чувства одиночества и страха перед агрессивным окружающим миром, чужим миром, но сестра опередила. Должен же хоть кто-нибудь пожалеть ее. Шанель присела на подлокотник, обняла Айсель за вздрагивающие плечики, прижала к себе, утешая и поддерживая.
Айсель, как маленькая девочка, ткнулась лицом в колени сестры и завыла:
— Я домой хочу, к дяде и тете… Я к Кериму хочу… к Эдеризу… Я стану самой лучшей женой, только бы он никогда не оставлял меня одну.
