— О-о, я и не знал…
— Да-да, уверяю вас. Он поистине образец для герцога, моего государя. Я набираюсь опыта и знании, дабы применить их к нашим собственным миниатюрным условиям. А что вы сами? Ищете мудрости в пешем странствии?
— Пожалуй. Хотя, признаться, отыскать ее не так-то легко. Вы едете в Бреславль?
— До полпути. На ночь остановлюсь у некоего барона Хельффена.
Фон Штайн с любопытством рассматривал попутчика. Своеобразная внешность. Этакая помесь сатира, бродяги и ученого хама. Сальные лохмы. Высокий лоб и слабый подбородок с редкой бороденкой. Толстые губы сластолюбца. И глаза неприятные, слезящиеся, в красных прожилках, воспаленные от чтения, спрятанные под толстыми овальными линзами очков. Нервная, сумасбродная и несколько отчаянная натура под тонкой оболочкой неуклюжей учтивости. Глупо, наверное, что я предложил его подвезти? Может стать назойливой помехой. А я собирался писать… Все-таки определенного опыта должно непременно избегать. Я неправильно его оценил.
— Прошу прощения, господин Диоген, если б я не знал, что вы философ, я бы предположил иную профессию. Не пасторские ли брыжи выглядывают из-под сюртука?
Герман быстро спрятал брыжи и ехидно посмотрел на попутчика.
— Вы наблюдательны, господин фон Штайн. А если б я не знал, что вы горный инженер и совершаете ознакомительную поездку, я бы решил, что вы поэт. Не строфы ли стихов я вижу вон там, в корректуре? Или это стихотворный трактат по металлургии, а?
Г-н фон Штайн поспешил спрятать корректуру под портфелем.
— Вам тоже не откажешь в наблюдательности, господин пастор. Вы ведь позволите называть вас так? Что ж, я в самом деле не чужд общения с музами — когда позволяют служебные обязанности. Впрочем, большею частью я занимаюсь естественными науками, ботаникой, оптикой, анатомией… Открытие и описание межчелюстной кости снискало мне определенную известность в ученых кругах.
— Я тоже пробовал силы в разных науках, к сожалению и в богословии. Вы сказали, анатомия? Тогда вам знакомо имя Ахата фон Притвица?
— Разумеется. Крупный анатом. Вдобавок он занимался сей наукой как надобно.
— Как надобно?
— Да. Как любитель и дилетант.
— Вот, стало быть, каков ваш идеал. Быть любителем в челюстных костях и в поэзии?
— Или в философии, как вы, господин пастор.
— Сударь!
— Однако ж поймите меня правильно. Любитель для меня — звание почетное.
— Ах вот как. А стихи, которые вы пишете… Простите, очень было бы интересно приобщиться к вашим литературным опытам.
