С того несчастного дня и стал Таавет Йоона паромщиком, да только и сын не умнее отца. Такой любопытный, не переправит путника, пока не расспросит, кто он, откуда, куда идет да по какому делу, да чем занимается, кормлена и поена ли лошадь и неужто не мог никак дома остаться. А как на все вопросы получит точные ответы, так отвернется, напевая, и давай тянуть канат, будто его эти ответы нисколечко не интересовали. Спрашивал просто так, разговор поддержать. А петь Таавет Йоона любит, сядет под окном своей избушки и поет день и ночь напролет. Петь его никто не учил, откуда он берет эти слова и мелодии, никому неведомо. Поет как птица, с рождения. Раз на свадьбе он пел три для и три ночи без остановки, уже и гости разъехались и хозяевам отдохнуть хочется, тут ему и сказали: хватит уже, Таавет, кончай! А парень словно ото сна очнулся и говорит: жаль, кажется, теперь только и распелся! Он ведь как зальется, ничего не слышит, путники могут часами на той стороне реки выкрикивать, ему — трава не расти. Люди руками размахивают — это он видит, но не слышит их. От этого здесь вечно скандалы, ругань, никто в округе Таавета Йоону не любит. Это, мол, их крест, тяжкое бремя. Один только Кюйп нахваливает Йоону — люди, когда без толку ждут перевозчика, нет-нет да и зайдут в трактир выпить с горя бутылку- другую пива. Поэтому когда в городе ярмарка и много проезжих, Кюйп гоняет меня к Йооне с пивом и водкой: пусть парень выпьет да споет! - у Кюйпа в летнюю-то пору доход невелик.
Вот и теперь проезжих никого — парома как чумы боятся. Без крайней нужды никто не поедет. Так что чужих тут не встретишь. Да и кому нужен этот паром? Только Яан Рысак то и дело бегает к парому, заржет, остановится, удивленно поглядится в воду, взроет нетерпеливой ногой землю и, будто испугался чего, взбрыкивая и фыркая, унесется прочь!
Постепенно стало светлеть. Тяжелый ливень умчался дальше. Раскаты гром стали глуше, вспышки молнии уже не слепили. Сеял редкий дождь, от которого в лужицах скакали сверкающие пузыри. Низины парили, подергивались туманом. Река Каава, еще пару часов назад втиснутая в узкое русло между желтыми кувшинками, кубышками, камышами и рогозой, теперь широко разлилась. Мрачно шумел водопад, сбрасывая вниз гремящие потоки воды. Ветер поуспокоился словно усталый, вконец излаявшийся пес, скуля и тяжело дыша, гнался по следам бури.
Анне-Мари стала заплетать косы.
- Сам-то откуда и куда направляешься? - спросила она, зажав в зубах шпильку. - Раньше здесь вроде не показывался. Наверно, издалека будешь — и с каннелем, на свадьбе играл или на каком другом празднике? Или просто так прихватил, а сам ищешь пропавшую лошадь, телку, порося?
