Потом старик рассказал, как приехал в Швецию и как его использовали в качестве дешевой рабочей силы. И как пропали его хорошие костюмы и немногочисленное имущество, когда фермер, на которого он работал, ради получения страховки поджег собственный хлев. Он говорил об этом и многих других трудных обстоятельствах своей жизни.
Но вдруг его лицо просияло, и он принялся рассказывать о том дне, когда из Хессельбю позвонила Рут и сказала, что нашла для него работу у садовника. И как она и Хенни, когда он через пару дней приехал к ним, устроили торжественный ужин, которого ему никогда не забыть.
— Там собрались все наши друзья, – говорил он. – Они так красиво все организовали. Накрыли стол белой скатертью, зажгли свечи. "Я попал на небо, – подумалось мне. – Теперь я снова человек".
Невзирая на постоянные волнения из‑за войны и нацистов, жизнь на Гледьевэген становилась все лучше и все больше походила на нормальную жизнь. И вот зимой 1942 года невестка моего дедушки произвела на свет дитя, которому предстояло стать первым в нашей семье беженцев ребенком, рожденным в Швеции, – маленькую девочку по имени Юдита. Стояла одна из страшно холодных военных зим, и Рут после тяжелых родов заболела. Врачи уверяли, что ребенок не заразится от матери, но ошиблись. У девочки сделалось воспаление легких, и она умерла. Доктор посоветовал им, чтобы справиться с горем, постараться сразу же родить еще одного ребенка, и в 1943 году родился Джонни.
Некоторое время назад я встретился с ним у него дома в Больсте[30], и мы беседовали о его родителях и их жизни. Было очень приятно. Он всегда так тепло говорит о них. О том, какие они были замечательные люди и какое у него было великолепное детство. Ему разрешалось присутствовать при принятии всех семейных решений, родители уделяли ему очень много времени, а по воскресеньям они утром обычно вместе долго лежали, растянувшись на кровати, и все обсуждали. Но больше всего он рассказывал об их сплоченности – о компании, которая вместе жила в деревянной развалине на Гледьевэген, работала и веселилась, помогая друг другу и всем делясь. Даже мной, добавил он в шутку.
— Я действительно был общей собственностью, – сказал он. – У Хенни, маминой лучшей подруги, своих детей так и не родилось. Но она обычно щипала меня за попку, приговаривая: "Половинка попы моя".
* * *
Я беру со шведского стола еще немного еды, а потом отец, достав яркую коробку с сердечными лекарствами, подробно объясняет, какие пилюли для чего, какие у них побочные действия и что необходимо принимать, чтобы сбалансировать соответствующий эффект. Когда у меня голова уже окончательно идет кругом от всей информации, он, проглотив порцию лекарств из коробки, заявляет, что, если потеряет свои пилюли, нам придется ехать домой, иначе он умрет.
