— Почему ты не можешь оставить его в покое? – возмущается он, по–прежнему лежа на заднем сиденье.
— Мы доберемся и так, – отвечаю я. – Надо просто никуда не сворачивать.
— Но ты можешь хотя бы поднять стекла?
— Зачем? – спрашиваю я.
— Потому что на меня дует и с опущенными стеклами не работает кондиционер.
— По–моему, это прекрасно.
— При помощи кондиционера можно установить любую температуру. Вот это прекрасно.
— Но тогда ветер не обдувает тебе лицо.
— Я не хочу, чтобы мне дуло в лицо.
— А я хочу.
Отец издает громкий вздох.
— Почему ты вечно упираешься? – спрашивает он.
— Почему ты вечно упираешься?
— Ты первый начал. И кстати, я спросил раньше.
— Ладно, – соглашаюсь я и поднимаю стекла до половины, после чего отец закрывает глаза, чтобы немного вздремнуть.
Но из этого ничего не получается, поскольку Лео достает пакет с лакричными конфетами и осторожно засовывает две штуки дедушке в рот. Тут мой отец уже не выдерживает, ведь всей семье известна его особая слабость именно к этому виду сладостей. – Давай сюда, – требует он, выхватывает у Лео пакет и начинает с невероятной скоростью загружать в рот одну конфету за другой.
Поработав, подобно экскаватору, примерно с минуту, отец снова укладывается и, невзирая на все внешние помехи, умудряется заснуть.
Я осторожно опускаю стекла пониже, и мы в приятном темпе плавно движемся по дороге. Квидзын, куда мы направляемся, находится часах в двух езды к югу от Гданьска. О самом городе я знаю не слишком много, но, помимо Лукаша, я связывался кое с кем из сотрудников муниципалитета и историков, которые выразили желание встретиться и рассказать больше. Вопрос только в том, смогут ли они действительно помочь. С тех пор как там жил мой дедушка, все должно было сильно измениться. Тогда город был немецким, а теперь он польский. Как я понимаю, не сохранилось никаких документов с того времени, когда дедушка владел в городе магазином, а значит, доказать нашу связь с его участком земли невозможно. Это, в свою очередь, означает, что нашу операцию, какой бы вид она ни приняла, необходимо проводить втихаря.
* * *
Примерно через час отец просыпается и снова начинает жаловаться на сквозняк. Потом видит у себя на животе пакет и принимается в нем с интересом копаться.
— Но тут же ни одной вкусной не осталось. Вы что, все выбрали?
— Не мы, – отвечаю я. – Ведь конфеты лежали у тебя.
Отец смотрит в пакетик.
— Только белые батончики и лакричные лодочки, – разочарованно произносит отец. – Вы что, остальное съели?
