Таким образом сюда попал мамин отец – дедушка Эрнст. Весьма вероятно, что папин отец – дедушка Эрвин – оказался здесь точно так же, поскольку, по словам маминой матери, они познакомились друг с другом в провинции Сконе в конце тридцатых годов. Лет за тридцать до того, как их дети – мои мать и отец – познакомились во время встречи двух пар в Стокгольме.
Как дедушка Эрвин потом перебрался в Стокгольм, я не знаю. Но как‑то перебрался и уже там встретил бабушку Соню. Получилось так, что бабушка забеременела, и им пришлось пожениться. И в 1943 году, в разгар войны, родился мой отец.
Не знаю, поменял ли уже дедушка к тому времени фамилию с Исаковиц на Ваттин, или это случилось сразу после рождения отца. Знаю только, что он боялся того, что происходило в Германии и что немцы придут в Швецию. Возможно, поэтому он так и поступил. Поменял фамилию и дал своему первенцу самое шведское имя из всех, какие, вероятно, когда‑либо давали ребенку немецкого еврея, – Ханс–Гуннар.
4. Такого мы даже представить себе не могли
Мы с Лео дремлем, а отец, твердой рукой управляя автомобилем под аккомпанемент своего любимого телефона, провозит нас через Стокгольм и пригороды. Только когда мы достигаем Сёдертелье, приятную атмосферу в машине нарушает громкий и хорошо знакомый звук.
— Не–ет, – разочарованно произносит отец. Дело в том, что Лео с шумом выпустил газы.
— Неужели обязательно проделывать это в моей ма шине? Она почти новая.
Лео начинает хихикать, я тоже. Затем я перехожу на громкий хохот и никак не могу остановиться.
— Ты ведешь себя так же омерзительно, как твой папаша, – говорит отец моему сыну.
— Это у нас в роду, – выдавливаю я между приступами смеха.
— Не в моем роду, – поправляет отец. – Тогда уж наверняка по линии твоей матери.
Вероятно, он прав, поскольку дедушка Эрнст считался главным специалистом в округе. Семейные ужины редко обходились без того, чтобы он продемонстрировал свое искусство. Обычно это происходило так: он подходил к кому‑нибудь, чуть лукаво улыбался и невинно просил потянуть его за мизинец. Этот жест вызывал в нашей семье на удивление сильные эмоции.
— Папа, прекрати, – просила мама.
Но дедушка, не обращая на нее внимания, вытягивал мизинец чуть побольше.
— На, потяни, – говорил он.
— Кончай, – увещевала тетя. – Неужели ты не мо жешь без этого обойтись? Это так глупо.
— Давай, – повторял дедушка. – Потяни за палец.
— Эрнст, хватит уже, – сердилась бабушка.
Но на дедушку это не производило никакого впечатления. Напротив, он еще больше вытягивал палец, и если за него тянули, дедушка пукал так громко, что праздник на мгновение стихал, все женщины закатывали глаза, а все мужчины хохотали. Значит, такой вид юмора действительно достался нам от материнской родни. Хоть он и не слишком утонченный, но по крайней мере веселит. Кроме того, принимая во внимание энтузиазм сына, я подозреваю, что трюк с мизинцем является одной из тех семейных традиций, которым суждена долгая жизнь. Думаю, эта мысль порадовала бы дедушку, потому что такие вещи доставляли ему удовольствие. Он был теплым, щедрым, жизнерадостным и настолько добрым человеком, что однажды даже отдал мне свою еду, когда его оставили смотреть за мной. Правда, мне тогда было всего три месяца, а на тарелке у него лежала жареная картошка. Но тем не менее. Мама, конечно, пришла в ужас от такой затеи. А дедушка сказал, что пожалел меня, поскольку я проголодался, и кроме того, картошка, по его словам, мне очень понравилась.
