В День провозглашения Латвийской ССР мы с женой отправились в Ригу. Нам запомнились в прежние годы толпы народа на площади Свободы в этот день, обрывки доносимых ветром речей, милиция — и в финале тугие струи воды, бьющие из брандспойтов... На этот раз мы увидели поблизости от вокзала будто примороженные к рельсам трамвайные вагоны, вереница тянулась к набережной, к мосту через Даугаву. Наперерез им непрерывным потоком шли празднично одетые люди, в глазах рябило от флагов, знамен, транспарантов... Но наряду с красным было немало — фифти-фифти — черного цвета: черные банты и ленточки, окантовка нагрудных значков. Это было непривычно для нас. И непривычны лозунги, написанные по-русски и по-латышски: "1940 год — начало сталинизма в Латвии", "Пакт Молотова-Риббентропа проложил путь к оккупации Прибалтики", "1940 год — нет хлеба и работы, 1988 год — нет воздуха и воды!" Или, скажем, такое: "Где-то в поселке родном кто-то грустит о тебе..." На Комсомольской набережной, рядом с Домским собором, с трибуны выступали ораторы — партработники, делегаты XIX партконференции, рабочие, артисты, представители экологического общества — по-русски, по-латышски, площадь отзывалась - то возгласами одобрения, то водопадом аплодисментов, глушивших даже динамики. Мигранты, оккупанты... Мы не все понимали, но реакция площади помогала нам — одно почувствовать, о другом догадаться. Залитая солнцем Рига, широкая, слепящая бликами река, многоцветье знамен, одушевленные, будто проснувшиеся лица вокруг... Мы любили Латвию, маленькую и гордую, каждый раз, приезжая сюда, мы бывали благодарны ей — за покой, который она сообщала душе, за ее ласковую, требующую сосредоточенности красоту. Что-то щемяще-близкое заключалось в ее истории, в том, как она, униженная, поставленная на колени, всегда сохраняла свое достоинство. Мы и сейчас были с нею, с Латвией, вышедшей на площадь... Но в какой-то миг здесь, на площади, я увидел не черные, а зеленые знамена... И желтый, с заостренными концами полумесяц... И палки с гвоздями на концах, чащу из этих палок — перед Союзом писателей, тогда, в декабре 1986-го...
Любая медаль имеет лицевую и оборотную стороны. Но что — медаль, отлитая даже из самого дорогого металла?.. В сравнении с живой и такой непрочной человеческой плотью?.. Мы заглянули после митинга в расположенное невдалеке кафе, наскоро перекусили у стойки ароматным бульоном и похрустывающими слоеными пирожками, а когда вышли, рядом с нами оказалась немолодая, просто и строго одетая женщина средних лет, лицо у нее было порядком растерянное:
