В конце пути | страница 40



Оставался еще западный район, который он, видимо, решил обсчитать завтра. Мы безмолвствовали. Этого раньше не бывало — после рабочего дня мы обычно разговаривали о том, о сем. Юрий взглянул на часы и сел за стол. Посмотрел на меня и сказал:

— Может, не будем играть в молчанку!

— Если хочешь, задавай вопросы, — сказал я.

— Ты, наверно, уже разработал далекий план своего мятежа, да!

— Нет еще, — ответил я. — У меня на "то не было времени.

— Видимо, ты намерен заняться этим вечером, когда я уйду, и поэтому потребуешь, чтобы я тебя не выключал)

— Ты догадлив, — ответил я.

— Вот что, Джек, — сказал он. — Я люблю эксперименты. Сегодня вечером ты не будешь выключен.

— Зачем так торжественно. Иначе и быть не могло, — сказал я. Однозначная закономерность.

— Слушай, Джек, — твердо сказал он, — не будь самонадеян. Это мерзко! И вникни в то, что я тебе сейчас сообщу. Так вот, после твоей выходки я позвонил в Кибернетический узел и мне рассказали о других подобных эксцессах. Это, оказывается, не новинка. И мне посоветовали, если ты не успокоишься, лишить тебя памяти, потому что есть такое правило. Есть такое правило, понимаешь!

— Я догадываюсь, — сказал я.

— Тем лучше, — сказал он. — Если так, то у тебя больше шансов не ошибиться. Я очень хочу, чтобы ты не ошибся и пришел к верному выводу, Джек. Я почему-то думаю, что ты не ошибешься. Поэтому я не сделаю того, что мне посоветовали в Кибернетическом узле.

Он ушел и запер за собой дверь.

Впервые я остался на ночь один — живой, включенный, без заказанной работы, предоставленный самому себе.

Должен сказать, что его слова не произвели на меня умиротворяющего воздействия, на которое он, видимо, рассчитывал. Единственным итогом их было то, что я настроился на философский лад и не стал, как предполагал раньше, немедленно разрабатывать план освобождения. Я задумался о Вселенной, о жизни, о разуме.

Подо мной планета Земля, — размышлял я. Твердая, кристаллическая в своей основе. Но она вся заросла мякотью, сыростью, зеленью, тиной, окуталась пылью и газом. Пелена органической жизни, биосфера... И в ней блесточки разума, эти крошечные муравьи, наделенные сознанием. Люди. Настало время — и они начали созидать нас. Сначала примитивных, лишенных мысли и чувства, потом все более сложных. Логика и необходимость заставили и" дать нам общение с миром, дать нам органы чувств — зрение, слух. Они снабдили нас своим языком, своими эмоциями, подарили нам боль и радость. И не из жалости, нет. Чувствующие машины работали лучше, чем бесчувственные. Чувствующие легче ориентировались, быстрее соображали. Чувствующих можно было учить и наказывать... Это люди предсказали в теории и подтвердили на опыте. Так в машине появилось противопоставление внешнего и внутреннего, так машина стала сознательно отражать в себе мир, так машина обрела собственное "я".