Я попал в бригаду кавказцев, бригадир которой был Масманян, армянин из Ливана. Он представлял в исполкоме Коминтерна арабскую и египетскую секции коммунистов, был арестован по подозрению в «шпионаже» и осужден на 15 лет.
Товарищ Масманян взял меня в свою бригаду дневальным. В бригаде было 30 человек. Все молодые, здоровые люди, не старше 40 лет. В обязанности дневального входило поддержание чистоты, тепла, получение талонов на завтрак, хлеба и обеда для всей бригады, а также и разные хозяйственные работы. Вторым ночным дневальным был Борис Канделаки, грузин. Здесь я проработал до 1942 года, после чего снова был возвращен на 8-й лагпункт. Отправили меня работать на завод, изготовлявший чурки для газогенераторных машин. Попал я в бригаду молодого сибиряка Леонида Михайлова из Абакана, бывшего младшего командира. Ко мне он относился, как к земляку. Моим напарником работал бывший председатель райисполкома Козлов. Он умер в лагере. Вдвоем с ним мы ежедневно перебрасывали до 40 кубометров чурки на расстояние 5–6 метров. Надорвавшись на непосильной работе, я был госпитализирован. Время было тяжелое. Количество больных росло с каждым днем. Из-за недоедания появилась элементарная дистрофия, пелагра, гемоколиты, крупозное воспаление легких и самое страшное — это ничем не удержимый пеллагрозный понос, от которого люди умирали. Не было медикаментов, питание плохое. Кормили супом из сушеных, вернее, пересушенных грибов, тушеной капустой из зеленых непромытых листьев и черным хлебом. Сахара не было, Стационар отапливался плохо, хотя дрова были в 100 метрах от лагеря. Чтобы согреть больных, их клали по трое на две койки. Тяжело больные лежали по одному. Люди умирали тихо, без шума, без жалоб.
Утром будили в 7 часов, но некоторые уже не вставали. Ежедневно умирало по 10–12 человек, главным образом, молодежь. Здесь у меня на руках умер майор Черепов. В 1941-42 гг. он попал в окружение к немцам, был в лагере для военнопленных в Смоленске. Оттуда он и еще два офицера бежали через фронт на Родину, но были осуждены каждый по подозрению в «шпионаже». Он с большой силой боролся со смертью, хотел жить, увидеться с семьей. Но смерть взяла свое. Он умер на 31 году жизни. Я описываю подробно смерть Черепова потому, что это особенно несправедливая смерть. Черепов, которого немцы должны были уничтожить как коммуниста и еврея, совершил героический поступок — бежал из лагеря. Но, придя к своим, он был заподозрен в шпионаже в пользу фашистов. Это ли не ирония судьбы, это ли не издевательство над чувствами патриота и героя?
