— Ника! — вздохнул Егор. — Ты как ребенок! Веришь всякой дурацкой рекламе.
— Не всякой! — обиделась Вероника. — Только этой! Ой! Это мне? — воскликнула она, указав на торт ярким коготком. — Какая прелесть! — Вероника с корнем вырвала безоружного охотника и откусила ему голову. В огороде остался торжествующий заяц. — Егорушка! — вдохновенно произнесла женщина. — А давай!.. Нет, ты не смейся! Я что придумала! Давай никуда не пойдем сегодня, отключим телефон, закроемся и будем при свечах есть торт. Только ты и я! Оригинально, правда?
Егор сморщился, как от зубной боли.
— Сядь, Вероника.
Она послушно села, осторожно расправив платье, и уставилась на Егора своими сияющими восторженными глазами.
— Вероника! Нам было хорошо вместе… — туманно начал Егор.
— О-о-о… — призывно выдохнула Вероника, подняв глаза к потолку и сладко облизываясь. — Ты хочешь?.. Прямо сейчас?.. — Она затеребила яркими коготками подол бесконечного платья, гармошкой собирая его на коленях.
— Нет! — в ужасе крикнул Егор.
Коготки в недоумении остановились, подол, шелестя, заструился вниз.
— Нет? — удивилась Вероника. — Как хочешь. Тогда поехали в казино. Мне сегодня повезет, я чувствую.
— Ага! Ты всегда так говоришь! — фыркнул Егор. — Никогда тебе не везло в рулетку. И что за мания — десять раз подряд ставить на зеро! Никто из культурных людей на зеро не ставит; на красное или черное, на цифру — цифр не знаешь? Словечко тебе понравилось! «Крупье, зеро-о!» — жеманно протянул Егор, передразнивая манеру Вероники. — И просадила две тысячи баксов за вечер!
Вероника опустила голову и стала царапать ногтями зайца на торте.
— Оставь зайца в покое! — рявкнул Егор.
Вероника отдернула руку и заплакала.
«Боже, — подумал Егор, — что я несу?! О чем мы говорим? Хотел хорошо, по-человечески расстаться… Заяц, баксы!» И зайца, и баксов было жаль. А Веронику — нет.
— Ну ладно, извини… — пробормотал он. — Да ешь ты этого зайца!
— Не хочу, — всхлипнула Вероника. — Теперь не хочу… Я думала, ты мне торт принес.
— Тебе, тебе! Жри! — не выдержал Егор.
Вероника зарыдала, вскочила и убежала в спальню. Там она с шумом упала на кровать, и плач стал приглушенным: видимо, уткнулась в подушку.
«Не умею я с женщинами! — Егор сдернул галстук и швырнул его на пол. — Не у-ме-ю… Вот ущемленную грыжу… Это да! Или перелом голени… двойной… закрытый… со смещением!» — Он даже пошевелил пальцами, предчувствуя привычную любимую работу.
Закурил, посмотрел в окно. Серые, мутные сумерки медленно чернели, обещая долгую холодную ночь. Мелкий редкий снежок кружился под фонарями.
