Гилберт Валентайн был человеком опасным. Еще делая самые первые шаги в театральных кругах, он, хамелеон по натуре, усвоил жеманную манеру общения с целью понравиться своим жертвам. И до сих пор не мог от нее избавиться. Гилберт полностью вошел в роль и держался как истинный актер-трагик. И его манера поведения и все остальное в нем было лживым. Именно из-за таких, как он, журналистов и не любили: вечно он всех актеров выставлял в дурном свете. А если они не приглашали его на свои тусовки, Валентайн все равно умудрялся добывать о них сплетни через кого-нибудь из актерской братии, жаждущего подлизаться к нему. Так что актерам деваться было некуда, и они общались с ним как с приятелем, причем многие из них неплохо справлялись с этой ролью, может быть, лучшей в их жизни. Хотя умаслить Гилберта было не так уж и сложно. Для этого требовалось только одно — рассыпаться в комплиментах по поводу его творений. У Гилберта была своя ахиллесова пята — он сомневался в качестве своей работы. Валентайн был из тех, кто дожидается появления своего некролога, предвкушая, как все редакторы лучших газет будут бить себя в грудь и стенать, что они никогда не публиковали на своих страницах опусы этого гения. Ему и в голову не приходило, что его некролог уже написан и хранится в папке на букву Д — «Дрянь».
— А я и не знал, что ты у нас неудавшаяся актриса! — покровительственно пропел он. Можно подумать, что у Джаз меньше прав прийти на прослушивание, чем у него самого. Гилберт присел рядом.
Ей так нестерпимо хотелось осадить его, заявив: «Как, впрочем, и ты», — но Джасмин прекрасно понимала, это лишь умалит ее достоинство. Что очень огорчало девушку.
Так что она просто улыбнулась и сказала:
— Ну, зато теперь ты знаешь обо мне все.
— Боюсь, не все, — самодовольно улыбнулся Валентайн. — Как дела в вашем милом маленьком дамском журнальчике?
Джаз вполне могла бы напомнить ему общеизвестную статистику: читательская аудитория «Ура!» — ее «маленького дамского журнальчика» — была на три четверти миллиона больше, чем у его элитного журнала. Но вместо этого она лишь глубоко вздохнула и сдержанно произнесла:
— Неплохо, спасибо.
— Вот и замечательно, — проворковал он.
— А как дела в мире театральной журналистики, где все отличаются тонким художественным вкусом?
Гилберт тяжело вздохнул, потер глаза пухлыми, белыми руками, но тут же спохватился — лучше этого не делать, так как набриалиненные волосы спадали прямо на глаза. Джаз заволновалась: уж не намерен ли он случайно пробоваться на роль Дарси?
