. Любой ценой покинуть Сарразак. Если когда-нибудь удастся встретить
Его, то навеки привязать к себе. Я хочу
великой жизни, посвященной поэзии и любви. Мне безразлична смерть в молодом возрасте, но я хочу жить и умереть благородно.
5 июля 1912. – Письмо от Сибиллы. Она по-прежнему моя подруга, и я ее люблю, хотя считаю глупенькой и фривольной. Она подробно описала мне супружескую жизнь Блеза и Катрин – пары, которая так понравилась мне в детстве (медовый месяц и лунный мед). И вот нате вам: у хорошенькой Катрин уже три дочери. «Этот Блез – просто мерзкий производитель! – пишет Сибилла. – А Катрин давно рассталась со своей осиной талией». Сибилла отличается стилем (или отсутствием стиля) matter of fact,[21] который меня слегка шокирует… Хочу ли я иметь детей? Не знаю. В любом случае они не станут смыслом моей жизни.
9 июля 1912. – Мне скучно. Мне скучно. Мне скучно. Ах, этот дом… здесь никогда ничего не происходит! Вставать по утрам, знать, что я увижу Боадицею, которая заставит меня переводить Шекспира или Теннисона, что Агамемнон и Клитемнестра снова будут препираться, что к чаю приедет мадам де Савиньяк… И вот что любопытно: именно в тот момент, когда я с головой погружаюсь в бездну отчаяния, на меня снисходит какое-то странное счастье и желание писать.
10 июля 1912. – Какая безумная авантюра – жизнь! Взять хоть этот старый дом, где живут вместе ненавидящие друг друга Агамемнон и Клитемнестра, Боадицея, которая никогда по-настоящему и не жила, и я, семнадцатилетняя, с моей неуемной жаждой жизни, обреченная увянуть в своем безнадежном одиночестве. О Создатель, почему мне выпал этот жребий, а не иной?! А ведь Ваш Божий мир иногда так хорош! (Простите за нечаянный александрийский стих!) Вчера вечером я дошла в темноте до соснового леска, как в детстве, когда папа заставил меня выйти ночью из дому. Воздух был теплый, в траве мерцали светлячки, в небе дрожали звезды, совы ухали, зовя куда-то вдаль. И я, одна в ночной тьме, раскинула руки, готовясь встретить – кого? что? – сама не знаю… некое волшебное присутствие. «Я жду чего-то неведомого».
11 июля 1912. – Томик «Избранных стихотворений» Верлена, который дала почитать мадам де Савиньяк, доставляет мне огромную радость. Мисс Бринкер говорит, что Верлен был негодяем, уродом, часто мертвецки напивался, колотил свою жену и стрелял в друзей. Урод? – согласна. Пьяница? – может быть. Но злой? В это мне трудно поверить. Его стихи так нежны, так музыкальны, так изящны. В каждом слове трепещет Поэзия; кажется, будто она тесно переплетается с жизнью.
