В любой гадости ищи свои радости | страница 42
ранним утром... Конечно, я сейчас не про отечественные лифты, подъезды и смог. Но утро всегда
пахнет пронзительно остро и тонко. День и вечер едва уловимо. Ночь...
При моём образе жизни редко удавалось покинуть дом и неусыпный надзор любящих родителей
после того как город накрывала мягкая ладонь темноты, но ни одной представившейся так или иначе
возможности я не упускала.
Ночь раскрывала запахи, словно рассеиваемые светом дня. Осень пахла печалью и нежностью.
Зима горечью и, как это ни странно, надеждой. Весна... Запахи весны будоражат душу предвкушением
чего-то неведомого и недостижимого. Лето заставляет мучительно сожалеть о скоротечности времени
сладкими, томными нотками невнятных желаний... А тут воняет вонючкой! Тьфу.
Усталая рассеянность постепенно сменилась раздражением и досадой, что по вине Алехандро я
лишена и этого удовольствия. Нет, ну серьёзно. Обидно же! И так-то не весело оказаться в теле
лошади, да ещё и при таком хозяине, а тут ещё и это. Поймав себя на том, что всё явственнее и
отчётливее хочу зарычать, я проглотила ярость и сосредоточилась на действиях уродца.
А он бубнил что-то непереводимое, глядя в книгу и держа над исходящим паром котелком
многострадальную плетёнку. От костра то и дело отрывались и улетали куда-то вверх крохотные
разноцветные язычки пламени, растворяясь в воздухе.
Когда мой кошмарик разжал пальцы, и шипастенький шарик из травы упал в бурлящую воду, я
напряглась, ожидая чего-то... Да хоть чего-то! Но не произошло абсолютно ничего. Ещё минут
двадцать Алехандро читал по книге, освободившейся рукой неуверенно выводя странные пассы, но,
всё равно, ничего не менялось.
Когда, утомившись от однообразия происходящего на поляне действа я начала проваливаться в
дрёму, вонючка отложил книгу и повернулся к мешку, который в течении дня несколько раз поливал
водой. И достал из складок своего рванья кинжал.
Нет, не приснопамятный тесачок в бурых пятнах, а именно кинжал. Ну, может стилет. Я в оружии не
разбираюсь абсолютно. Рукоять имела перекладину как у меча и казалась матовой, не отражая ни
единого лучика света. Зато узкое длинное лезвие сверкало во всю, играя рыжеватыми бликами
костра.
Несмотря на то, что Алехандро не обращал на меня ни малейшего внимания, сосредоточившись на
обряде, я моментально напряглась. Сон слетел как по мановению волшебной палочки. Хорошо хоть
еда к этому времени закончилась, а то бы и подавилась до кучи.
Тонкое лезвие в руке гнилостного кошмара хищно сверкало, а меня терзали самые мерзкие