В любой гадости ищи свои радости | страница 28
Пусть хоть этому порадуется, убогий. Лишь бы не мучил.
А он, до противного удовлетворённо крякнув, обхватил мою голову одной рукой и прижал её к своей
груди. Блеснул нож и я потеряла сознание от отвращения, вони и страха.
Глава 4
Я открыла глаза и увидела небо. Высокое-высокое, голубое-голубое... И чистое, будто его только
что вымыли и отполировали. Небо помещалось в резную зелёную раму плывущих среди ветра крон,
наискось пронизанных светом восходящего и ещё не видимого из-за деревьев солнца. Изумрудная
трава рвалась ввысь и над головой покачивались хрупкие лесные цветы.
Из всей этой поистине райской картины выбивалась только одна незримая, но оттого не менее
существенная деталь. Запах. Вернее вонь. И это означало, что мой бред ещё не закончился.
Обречённо вздохнув, попробовала оглядеться.
Я лежала в высокой траве. Вероятно, Алехандро вчера именно здесь и ‘выключил’ меня смрадными
объятьями. От одного только воспоминания дурно. Правда, кое-что не могло не радовать. Мерзкой
твари на носу не было! В смысле той земноводной, что со щупальцами. Впрочем, Алехандро на носу
тоже не наблюдалось. Слава Богу.
А ещё очень хотелось есть. И пить. И есть.
Задумчиво сорвав зубами травинку, я тщательно прожевала её и выплюнула. Тфу, гадость какая...
Ладно. О хлебе насущном подумаю после того как посещу местные кустики, благо лес кругом.
Я рывком поднялась на ноги и чуть не навернулась. Что за чёрт?! Ноги были связаны. Не так чтобы
очень крепко, но три из четырёх конечности были обмотаны верёвкой так, что нормально ходить не
было ни малейшей возможности. Разве что семеня, как бедные японские гейши.
Ну это уже ни в какие ворота не лезет! От пут верёвка уходила куда-то в сторону и терялась в траве.
Проследив взглядом направление, я бесшумно фыркнула. Метрах в десяти, прислонившись спиной к
дереву дрых вонючка. При этом по его лицу (Бррр...) расплылось выражение такого довольства...
Обалдеть! С чего это Алехандро такой счастливый? Надо же... спит сидя на сырой земле. В волосах,
которые и волосами назвать можно только с большой натяжкой и изрядной долей воображения, что-то
ползает. Довольно крупное, кстати. Смрад стоит такой, что непонятно чем он сам-то дышит. Кожа –
сплошная гноящаяся язва. В общем, не жизнь, а полная попа радости. И поди ж ты! Улыбается!
И хотя выглядел вонючка при этом ничуть не менее мерзко, всё равно, радостно и от того умильно.
Мелькнула мысль, что его удовлетворение отчасти связано с собственно моим плачевным