Однако без любовных утех Олег все же обходиться не мог, и женщины у него были. Две: одна на десять лет старше, вторая – на пять лет моложе. Старшая – Альвена – сняла с него табу девственника, мягко и неспешно внушила уверенность в мужской силе и, ощутив эту созревшую уверенность, сама же предложила свою рабыню:
– Испытай себя, конунг. Она – чиста и неопытна.
В отличие от белокурой русинки Альвены девочка-рабыня была смугла, черноглаза и гибка, как свежая лоза. Олег никогда не интересовался, какого она роду-племени, но с первой же ночи понял, что Альвена осталась пройденной ступенью. Он откровенно сказал ей об этом, и она грустно улыбнулась:
– Я знала, что так и должно быть, конунг.
Олег был щедр и не забывал пройденных ступеней. Нечасто, но навещал свою первую женщину, всегда заранее предупреждая о посещении. Он предоставил ей не только усадьбу и челядь, но и полную свободу жить так, как ей нравится, однако без редких бесед наедине обойтись не мог, не отдавая себе отчета, что ощущает по отношению к ней нечто вроде сыновней привязанности, в то время как сама Альвена не скрывала своего ласкового, покровительственного, почти материнского отношения еще со времен их первых любовных ночей.
Об этих двух женщинах не знал никто, кроме преданных телохранителей, с которых предусмотрительный конунг взял суровую клятву молчания. Не потому, что боялся пересудов – кто осмелится! – а по непонятному для него страху, что о них узнает Неждана. Если бы ему достался воспитанник, а не воспитанница, юноша, а не девушка, может быть, он был бы не столь скрытен. Но Неждана выросла на его руках, он без всяких преувеличений любил ее ревнивой отцовской любовью, хотел в ее глазах всегда выглядеть витязем без ущерба и упрека и свято соблюдал наложенный на самого себя запрет.
– Я только что рассказывала, что слышала прошлой зарею первых соловьев, как когда-то мы слушали их вместе, – сказала Альвена. – А твой взгляд не потеплел, конунг. Ты перестал их слышать?
Они сидели в ее покоях, и за окном была ночь. Олег изредка прихлебывал густое вино из тяжелого кубка, который наполняла хозяйка: челядь была заранее отослана.
– Заботы, – он вздохнул. – Я знал, что их, прибавится, но ни разу не подумал, что их станет столько, что…
Он замолчал.
– Не кручинься, – тихо сказала она. – Даже если бы ты заранее взвесил все заботы, которые тебя ожидают, ты бы все равно делал то, что делаешь сейчас. Самое трудное давно позади.
