Один из столиков был завален извещениями о смерти, присланными двором: гофмейстер рассылал их всем камергерам. Завсегдатаи сего дома уже знали слабость старого барина, любившего пускать пыль в глаза этими извещениями, однако новые гости были поражены таким обилием карточек с черной рамкой, разложенных одна возле другой.
― Что это за извещения о смерти?
― Дворцовые, ― ответил Лажани равнодушным тоном. (Много хитрых уловок он уже перенял от дворянства.)
― Ах, дворцовые?
― Ну да, ― продолжал он с грустным видом, ― право же, неприятно каждый день получать подобные послания… Словно могильная тень ежедневно переступает порог моей комнаты.
Блуждающим взором окинул он просторную залу, будто по ней незримо витали души почивших сиятельств и превосходительств…
Потом правой рукой, уже затянутой в белую замшевую перчатку, Лажани взял со стола одну из карточек.
― Это самое последнее извещение, ― проговорил он, ― бедная графиня Лариш-Мёних. Боже мой, боже, неужели и она умерла!.. ― Голос его сорвался, и веки задрожали.
― Сколько ей было лет?
― Я, право, не знаю. Ага, вот здесь есть. Почила в возрасте семидесяти девяти лет. Бедная Лариш-Мёних!
― Вы знали ее, папаша Кёниггрэц? ― спросил барон Крамли.
― Нет, сынок, не знал.
― Тогда чего ради вы жалеете ее?
Папаша Кёниггрэц вспылил; желтые глаза его метали искры.
― Отчего, почему? Черт побери, почему?! Да потому, что я интересуюсь делами двора. Кому же еще интересоваться ими, если не нам, камергерам? Гром и молния, кому же еще?
У барона Крамли, приехавшего в эти края пятнадцать лет тому назад из Чехии и купившего в Бертаньхазе небольшое имение, траурные извещения по ассоциации идей вызвали кичливое замечание; очевидно, воздух комитата Шарош постепенно сделал и его похожим на местных уроженцев.
― К весне я тоже задумал построить в Бертаньхазе семейный склеп. Жарноцкие каменщики уже обтесывают для него камни.
Барон был мужчина лет сорока пяти, холостой, и поэтому сообщение о склепе вызвало всеобщее удивление.
― Sacrebleu![11] Что же ты в него положишь? ― спросил насмешник Винце Дивеки.
―Ба! Да предков, разумеется. Я перевезу их из Чехии.
Все знали, что отец его получил баронство, находясь на службе в военном интендантстве; впоследствии он растратил свой капитал, и сын его сбежал с остатками денег в Венгрию.
Едва заметная ироническая улыбка играла у всех на устах.
― Ах, вот как? ― проговорил Дивеки вкрадчивым голосом. ― А скажи, пожалуйста, почем ты покупаешь фунт костей?
