И уже оборачиваясь к стоящему в ожидании кузнецу:
— Я согласен взяться за твое задание. Расскажи мне историю своего побратима.
Кузнец одобрительно кивнул. Одновременно прозвучало "дзынь" — сработала система, оповещая о принятии квеста.
— Вот ты говоришь "Кузнец", да и другие ко мне только "Кузнец" или "Хромой" обращаются. А я ведь не потомственный кузнец. Я уже и сам позабыл, когда последний раз меня, как в детстве, называли Каирином. В молодости я, как и любой Морской король, рвался в море, меня манила добыча и жаркие схватки. А о молоте и горне я тогда, считай, ничего и не знал.
У нас на драккаре подобралась славная ватага. Там я и встретил своего будущего побратима. Его настоящее имя было Галах, но я узнал его намного позже первой встречи. Он просил нас называть его Бедой, и мы на драккаре все звали его так. Потому что это было правильное имя, — таким он был для наших врагов. Искусней бойца, чем Беда, не было на всем Северном море. Это тем более удивительно, что Беда не был Морским королем. Он пришел на побережье откуда‑то с юга. На нем, кроме оружия, была обычная кольчуга, за спиной котомка. На вопрос нашего ярла он ответил, что служил в каких‑то вольных ротах, там его прозвали Бедой и другого имени у него нет. Из оружия — короткий меч да копье. Только странное какое‑то копье, непривычное нам совсем: короткое и с длинным широким лезвием. Мы вначале посмеялись над этим копьем — не метнуть, как следует, ни врага с борта на острие поднять. Но уже в первом бою он показал всем нам, что самый правильный смех не на берегу, мирно кушая барашка, а в бою, убивая своих врагов.
Он и от нас, бывало, надолго уходил. Всё о чем‑то со скальдами разговаривал, а когда в уважение воинское вошел, то и к ярлам на беседы захаживал. Это он меня вытащил с перерубленной ногой из последнего моего боя. Я молодой был, умереть тогда хотел. Всё думал, кому я теперь, калека, без денег и славы нужен? Он внес меня сначала на драккар, а потом на руках принес к Фроки, с которым тоже был дружен. И сказал мне одно:
"Живи". Я тогда ему не сразу поверил. Но в то время, к моей удаче, он зачем‑то задержался в Ольхаре и часто навещал меня, каждый раз рассказывая ту или иную историю из своей жизни.
А когда однажды, после очередного высказанного мной желания умереть, он вынес меня на берег, достал свой меч и предложил над полоской земли рядом с морем ладони надрезать и кровь смешать, вот тогда я ему совсем поверил. У нас делают такое, только когда человеку верят как себе. И я захотел жить.
