Биографы обычно начинают повествование о его жизни с того, что рассказывал он сам в 1883 году (год вступления его в Социалистическую федерацию) в письме к австрийскому социалисту Андреасу Шою. Родился он 24 марта 1834 года в пригороде Лондона Уолтемстоу на опушке Эппингского леса. Впоследствии он оказался свидетелем, как это, по его словам, «привлекательное место» было урбанизировано и «заглушено строителями-спекулянтами». Теперь Уолтемстоу — просто один из районов Лондона. Но тогда, в дни детства Морриса, это был прекрасный уголок старой сельской Англии.
Страсть к чтению пробудилась у мальчика очень рано, и он сразу погрузился в атмосферу романтической литературы, которая к тому времени прошла уже в Англии кульминационную точку своего развития (Байрон, Шелли, Китс умерли примерно за десять лет до рождения Морриса). Разумеется, его кумиром стал Вальтер Скотт. Разумеется, он, как и многие его сверстники последующих времен, отдал дань играм в храбрых и добродетельных рыцарей с их будоражащими фантазию латами, оружием и турнирами.
Но у Морриса эта детская непосредственная привязанность к окутанному романтикой прошлому осталась навсегда. Его друг Бёрн-Джонс вспоминает забавную сценку, которую он случайно подглядел, когда в 1857 году братство художников-прерафаэлитов было занято фресковыми росписями здания Оксфордского союза. (Друзья вообще любили подшучивать над Моррисом — «Топси», как они его прозвали. Энтузиазм его, особенно в юные годы, действительно, часто был забавен.) Сюжеты росписей были взята из средневековой истории и легенд. И художникам приходилось подбирать, а иногда я делать заново для своих персонажей одежду и другие аксессуары соответствующих времен. Моррис — непревзойденный знаток такого реквизита — специализировался по этой части. В сотрудничестве со знакомым кузнецом он с увлечением изготовлял оружие, латы, шлемы. Однажды он надел на себя только что сделанный шлем и, думая, что его никто не видит, предался невероятным телодвижениям, напоминавшим дикий танец, производя при этом ужасный шум гремящего железа. В этом же наряде он с удовольствием отобедал.
Природа и история с детства стали неизменной страстью Морриса. Годы, когда он в игрушечных латах скакал на своем пони по зарослям Эппингского леса, воспитали в нем не только единодушие с природой, но и ощущение природы как арены исторической жизни людей. Сознание, что вот под этим же небом, среди этих же деревьев жили, трудились люди, которых уже нет, но которые близки и любимы, — важнейший составной элемент миросозерцания Морриса. Он воспринимал природу через призму истории. Ее неизменный ход — смена времен года, дня и ночи — преисполнялся для него волнующим смыслом, сочетался с движением человеческих поколений. Через природу ощущал он свою органическую связь с историей. История становилась чувственно зримой, осязаемой, родной.
