— Не тебе, князь Глеб, судить о том, к чему привыкли или не привыкли мои воины, — оборвал Глеба Бату-хан. — Ты отвечай на мои вопросы, затем тебя и звали сюда. Какова глубина этих проклятых мест?
— Никто не мерил их, Повелитель Вселенной, но есть поверье, что это чертовы бани, в которых любят купаться злые духи, живущие в лесах, и дна им нету вовсе. У нас боятся туда ходить, потому как попавший во мшару человек али зверь какой выбраться обратно не могут.
— Хорошо, — сказал Бату-хан, — этому я поверил. В наших пустынях есть подобные места, только там злые духи купаются в зыбучем песке. Из такого песка тоже не уйти живому. Скажи теперь, князь Глеб, если бы ты вел сейчас войско на русские города, как бы поступил?
— Я дождался бы морозов, Повелитель. В сильные холода вода замерзает, мшары становятся твердыми. Они выдержат и одинокого всадника, и конный отряд. Тогда хитроумные рязанцы лишатся возможности заманить твоих людей в леса, где ждут их не знающие жалости мшары.
— Что ж, за хорошие советы надо вознаграждать. Дарю тебе халат со своего плеча, князь Глеб. Но я бы очень не хотел, чтоб в стане моего врага был такой монгол, как ты. Распорядись, Сыбудай, чтоб все покинули нас, и охрана тоже, я хочу один на один задать этому руссу вопрос.
Когда они остались вдвоем, Бату-хан велел Глебу подсесть поближе, совсем рядом, и тогда, склонившись к его лицу и пристально всматриваясь в глаза, тихо спросил:
— Скажи мне, князь Глеб, правду… Сможешь?
— Я всегда готов верно служить тебе, Бату-хан, — растерянно ответил Глеб.
Бату-хан сморщился и махнул рукой.
— «Служить», «служить», — повторил он. — Мне не это, мне душа твоя нужна сейчас, князь Глеб. Говорят, ты убил своих братьев и братьев своего отца, чтобы ни с кем не делить власть?
— Да, — сразу ответил Глеб, не отводя взгляда от глаз Бату-хана. — Да…
Бату-хан поцокал языком и отодвинулся.
— У меня тоже есть братья и один брат моего отца, великого Джучи-хана, — задумчиво произнес он. — А власть может быть только одна… Если ее разделить — это не власть. Ты согласен со мной, князь Глеб?
Глеб не ответил. Трудно сказать, где были сейчас его мысли. Может быть, он вспомнил спор с Изяславом, родным братом, противящимся исадскому избиению. Или слышал страшный крик одноименника, князя Глеба Игоревича, проткнутого копьем, — раздирающий душу крик его оборвал удар половецкой сабли. А может быть, видел себя в последней битве с разгневанными бойней в Исадах рязанцами, изгнавшими князя-убийцу из родной земли… Кто знает, о чем думал Глеб, но когда Бату-хан снова спросил его: «А мог бы ты, князь Глеб, чтобы власть вернуть, вновь убить своих братьев?» — Глеб, не колеблясь, твердо ответил:
